Колыбельная для жертвы - [151]
Я выпустил галстук. Он скрючился на стуле, откинувшись на спинку. Посмотрел на нее. Посмотрел на меня. Потом снова на нее.
– Я же сказал вам, я не понимаю, о чем вы говорите. Элис встала:
– Это был твой звездный билет, не так ли? На тебя здесь не обращали внимания, заставляли писать о дурацких детских утренниках, о ярмарках домашних животных, дешевых распродажах и любительских спектаклях. Они не понимали, что ты – настоящий журналист. Но когда стали приходить эти письма, тебя заметили и оценили, не так ли? Увидели, чего ты стоил на самом деле. Что ты заслужил лучшего.
– Я не…
Я улыбнулся:
– Мы поговорили с парнем из экспедиции, с Мики.
Он моргнул. Облизал губы.
– Послушайте, ведь это… Я не думал, что это так важно. Просто немного креативности, о’кей? Они…
Его голова откинулась назад, кровь брызнула, словно маленькие рубины, в ярком свете флуоресцентных ламп. Потом глухой удар, и вот он уже на полу, на перевернутом стуле, ноги в разные стороны, держится руками за разбитый нос, а его коллеги радостно аплодируют и выкрикивают приветствия.
Я потряс рукой – костяшки жгло, как от раскаленного щебня, но оно того стоило.
Раскольник Макфи встал. Посмотрел на дочь и отошел от кровати.
Тишина окутала палату интенсивной терапии – восемь коек с женщинами, подключенными к различным аппаратам.
Джессика, белая как мел, лежала под капельницей. Рот широко открыт во сне.
Я наклонился к кровати:
– Как она?
– Лучше. – Он провел пальцем по седым усам, приглаживая их. – Ты ее вернул. – Раскольник протянул мне руку, я ее пожал. Он кивнул, его глаза уставились на меня, как будто пытались содрать кожу с моего лица и посмотреть, что было под ней. – Я твой должник.
– Тогда окажи мне услугу – оставь в покое Рут Лафлин. Ее и так до конца жизни запрут в усиленно охраняемом помещении. Она не виновата в том, что натворила.
Он сжал губы.
– Не надо око за око, зуб за зуб, как там еще, – сказал я. Раскольник повернулся, снова подошел к кровати:
– Я буду за нее молиться.
Лучше, чем ничего…
Элис ждала меня у выхода из палаты.
– Как там дела?
– Будет за нее молиться.
– О-о… – Пошла рядом со мной. – На самом деле Рут не виновата. Она серьезно больна, годы терапии потребуются, чтобы добраться до ее настоящего «я».
Пошли по коридору к лифтам. Я нажал на кнопку:
– Пока до ее настоящего «я» не добрался Раскольник, у нас все будет в порядке.
Дзынь. В углу кабины стояла женщина в халате и шлепанцах, плакала, повернувшись лицом к стене.
Рука Элис потянулась к ней, потом вернулась на место. Отвела взгляд. Нажала на кнопку следующего этажа.
Двери сомкнулись.
Лифт загудел, поднимаясь вверх под аккомпанемент сдавленных рыданий.
Я оперся на поручень:
– Она не сказала, для чего собственную квартиру разгромила?
– Ничего она не делала. Наверное, просто забыла дверь запереть, и местные мальчишки доделали остальное.
Что объясняло пропажу антидепрессантов. Наверное, маленькие засранцы в это самое время пытались от них заторчать.
Дзынь. Мы вышли. Женщина осталась стоять, где стояла, и лифт снова унес ее.
Я показал на коридор:
– Палата в самом конце.
Кровать, стоявшая рядом с кроватью Хитрюги, была украшена цветами и воздушными шариками. У Хитрюги на тумбочке только бутылка газировки и экземпляр Скоттиш Сан. Заголовок во всю страницу: «ТЕЛЕВИЗИОННЫЙ ПСИХОЛОГ, ОН ЖЕ СЕКСУАЛЬНЫЙ МАНЬЯК, ОБВИНЕН В СОВЕРШЕНИИ ШЕСТИ ИЗНАСИЛОВАНИЙ» – над фотографией улыбающегося доктора Дочерти.
Правый глаз Хитрюги закрывала марлевая повязка, лицо более худое и обвисшее, чем обычно, все в синяках и шрамах.
На нем был «ночной прикид», купленный нами в супермаркете вчера вечером. На груди отфотошопленная кошачья морда в стиле постера Обамы две тысячи восьмого года.
Хитрюга поморгал здоровым глазом. Нахмурился:
– Ничего не принесли, даже сраной открыточки с пожеланием выздоровления, а у этого ублюдка, – ткнул пальцем на лежавшего без сознания парня на соседней кровати, – как на предвыборной компании у Клинтон.
Я присел на край кровати.
Элис наклонилась, обняла Хитрюгу, да так крепко, что он даже вздрогнул. Потом залепила ему поцелуй в щеку:
– Я так рада, что с тобой все в порядке! Выглядишь ты… ужасно.
– Спасибо.
– Нет, серьезно, просто неважно. Как будто тебя газонокосилка переехала. Ты хорошо себя чувствуешь?
Он поднял плечи к ушам:
– Нет.
Через спинку соседней кровати был перекинут полосатый халат. Мы, конечно, вернемся до того, как парень придет в себя, а если нет, то возникнут проблемы. Схватил халат, бросил Хитрюге:
– Давай, человек без друзей, собирайся – пойдем в гости.
– Да пошел ты…
Я вытащил из кармана маленькую кожаную коробочку и бросил ее на кровать:
– Тебе это тоже потребуется.
Он взял ее. Открыл крышку, уставился одним глазом на лежавшее внутри удостоверение:
– Почему ты взял мое…
– Потому что – вот почему. Давай поднимайся!
