Колыбельная для жандарма - [2]

В душе очень ехидничая над торжественной серьезностью момента, Елена заблокировала детям доступ к любым базам данных, кроме университетских, и дала первой пятерке время на подготовку. Теперь ей предстояло уменьшить число сдающих за счет «автоматчиков». Хорошие доклады в течение года обеспечивали преимущества. Просмотр презентаций выявил несколько кандидатов, о которых профессор и так знала – работящие ребятки, не без мозгов и с хорошим чувством реальности. Будет толк.

Итак, отлично. «Климатический коллапс второй четверти XXI века», «Второе переселение народов», «Государства-террористы и борьба с ними», «Войны за ресурсы», «Крах мировой банковской системы», «Стагнация межгосударственного разделения труда».

Ну и достаточно. Кажется, после этих «документалок» даже ленивый понял, что жизнь в прошлом веке была не сахар. Елена Николаевна любила, когда ее решения совпадали с впечатлением самих студентов. Большинство нажатием пальца проголосовали в поддержку «автомата» товарищам. «Взвод» отличников, удовлетворенно улыбаясь, отозвал свои голограммы.

Затем следовали участники круглых столов. Тут дело было посерьезнее. Один стол готовили несколько человек, множество выступали с репликами. Ее не боялись и при ней говорили такое, чего другим преподавателям не стали бы сообщать и под страхом лишения стипендии. «А вот бабушка рассказывала, что наши на Марсе…» или «Мой прадед голосовал на Земском соборе против монархии». Стоит сохранять равновесие. Выслушать, согласиться со справедливостью доводов и… используя их же аргументацию, привести к нужному выводу. Всегда ли получалось? Да черта с два! Порой Коренева говорила: не знаю, по источникам выходит так и так, а как относиться к рассказанному – каждый решает сам, вы взрослые. За свободу самовыражения «детишки» были благодарны.

Коллоквиумов прошло пять. «Миграционные потоки и социальное напряжение во второй четверти XXI века». «Информационные войны», «Коммунистический путч 2035 года», «Запрещение радикальных партий», «Второй церковный раскол и его преодоление». «Россия между двумя мировыми полюсами – США и Китаем – политика уклонения». Выделялись частные сообщения: «Бегство далай-ламы в Бурятию», «Шахиде Хизриева и движение «Сестры-мусульманки против исламизма», «Попытка отделения Сибири».

* * *

Сплюсовав баллы, Елена Николаевна пополнила число отличников. Теперь самое время оставить «обреченную» пятерку готовиться и пойти в деканат – попить кофе. Дубовая лестница с плафонами зеленоватого стекла над перилами увела ее на третий этаж, где несколько кабинетов сливались, образуя административное крыло. Тут было не в пример богаче, но не за счет вложенных денег (на студенческих помещениях не экономили), а за счет резкой смены стиля. Там, где бегали длинноногие девчонки и мальчишки, господствовали светлые тона, сплавы, прочные коже-дерево-стеклозаменители – дети сами не замечают, как бьют, корежат и гадят без худого умысла. Переходы-трубы, лаборатории, напоминавшие капитанские мостики звездолетов, даже растения в кадках были с других планет – таблички возле некоторых предупреждали: «Не кормить» или «Оставляет на руках несмываемые пятна. Сразу в медпункт», «Понюхал розу – вымой рожу». Последнее уже самостоятельное творчество учащихся. Однако вывеску оставили – «зане правду глаголит».

Что до деканата, то буквально на пороге гостей охватывало благоговейное чувство застывшего времени. Мягкие хорасанские ковры глушили шаг, резные панели из мореного дуба скрывали настенные экраны мониторов, телефоны были с трубками, крутилками и медными гербами. В углу стояли высокие ходики с маятником. Они били каждый час (если, конечно, не забыть перетянуть гирю на цепочке), а раз в 15 минут гулко ударяли один раз, отчего все сразу понимали: пора. Что пора и куда пора – второй вопрос. Словом, часы дисциплинировали, как и барометр красного дерева на стене. Оба инструмента когда-то принадлежали антиквару, тот божился, что они выполнены аж в XIX веке, но починить не брался, поэтому ходики иной раз били посреди ночи, а барометр вечно показывал погоду в параллельном измерении. Сегодня он упорствовал: буря.

В деканате, как обычно, потоками студентов-просителей рулила деканша Галина Шамхаловна Резвая – женщина сколь крошечная, столь и решительная. Ее очарование не портили ни приказной тон, ни стол, заваленный бумагами.

– Кофе или марсианский цикорий? – спросила она, едва завидев подругу.

– Цикорий, – отозвалась Елена, – тем более ты его и варишь.

– Из вежливости положено спрашивать, – обиделась Резвая. – Я могу что угодно сварить и на голове, как африканская принцесса, вынести. Как твои «дети»?

– Сидят, готовятся.

Мягкие пары́ уже наполняли комнату. Цикорий выращивали в марсианской колонии Новое Неро. Когда делили Красную планету и сбрасывались на ее терраформирование, мы, как всегда, опоздали – долго думали. Поэтому нам достался не самый лучший кусок – очень влажный после парникового эффекта, почти болото. Что с ним делать, никто не знал, раздали садоводам, а у тех ничего, кроме странного голубоватого цветка из-под Ростова, не принималось. Кто бы мог подумать, что на марсианских почвах цикорий приобретет небывалый вкус, начнет пахнуть ванилью, коньяком и миндальной крошкой. Его и раньше-то считали целебным, а теперь – мертвого из гроба поднимал. Поэтому все прогрессивное человечество глушило по две кружки по утрам, изобрело десятки способов заварки, смешивало с корицей и молотыми кофейными зернами, подавало в чашечках, пиалах, бокалах и даже костяных рожках альпийских коз (извращение, но высокого уровня). Важно, что потомки дачников давно стали плантаторами, завели сотни роботов-сборщиков, озолотились и развивали планы экспансии на спутники Сатурна – эксперимент-де показал, что новая земля Япета даст цикорию третью жизнь.