Колыбельная - [20]

— Я не хочу танцевать, — сопит она.

— Я тоже, — процеживаю я сквозь зубы.

— Ох, Реми, Лисса! — кричит моя мать, когда мы подходим ближе, она протягивает нам руки, чтобы прижать нас обеих. Я чувствую тепло ее кожи, когда она слегка касается меня, ткань ее платья скользкая и гладкая.

— Так весело, правда?

Мы прямо в центре толпы, люди вокруг нас танцуют. Группа переходит на крик, сопровождаемый воплями за моей спиной. Дон, слишком низко наклонивший мою мать, теперь хватает меня за руку и начинает меня кружить так, что я врезаюсь в танцующую пару. Я уже совсем не чувствую своей руки, когда он притягивает меня назад, бешено вращая бедрами.

— Ох, Боже, — говорит на это Лисса. Но я снова взлетаю, на этот раз в противоположном направлении. Дон танцует настолько страстно, что я боюсь за окружающих. Я стараюсь отослать его назад к матери, но она уже танцует с одним из маленьких племянников Дона.

— Помоги мне, — шепчу я Лиссе, в то время как проношусь мимо нее, Дон все еще сжимает мое запястье.

Затем он притягивает меня ближе, чтобы приступить к диким прыжкам в стиле джиттербаг, да так, что я клацаю зубами, но все это не мешает мне наблюдать, как Хлоя истерически смеется, стоя сбоку от танцпола.

— Ты отличный танцор! — Дон притягивает меня еще ближе и резко наклоняет. Я была уверена, что грудь выскочит у меня из платья, пока мы делаем этот трюк, но он снова молниеносно притягивает меня к себе, от чего кровь приливает к моей голове. — Я люблю танцевать, — кричит он, вновь вращая меня. — Мне всегда мало!

— Мне кажется, что достаточно, — ворчу я, когда музыка начинает стихать.

— Что-что? — он прикладывает руку к уху.

— Я сказала, — отвечаю я: — Что ты умеешь двигаться.

Он смеется, вытирает лицо.

— Ты тоже, — говорит он, в то время как группа прекращает бить по тарелкам. — Ты тоже.

Я скрываюсь, пока все аплодируют, прокладываю путь к бару, где в одиночестве стоит мой брат и отламывает от хлеба кусочки.

— Что это было? — смеется он. — Господи, это выглядело словно дикий ритуальный танец какого-то племени.

— Заткнись, — говорю я.

— А сейчас, ребята, — я слышу, как Декстер произносит это со сцены, а свет вокруг становится приглушенным: — Вашему вниманию… маленькая медленная песня.

Звучат первые аккорды «Our love is here to stay», немного неловко, и люди, которые избегали танцпол во время быстрых песен, поднимаются со своих мест и разделяются на пары. Передо мной возникает Дженнифер Энн, от нее пахнет мылом для рук, она скользит пальцами по ладони Криса, убирая хлеб из его рук.

— Пойдем, — шепчет она, тактично перекладывая хлеб на ближайший столик. Как бы я к ней не относилась, не могу не восхититься ее техникой. Ничто не остановит эту девушку. — Давай потанцуем.

— Конечно, — соглашается Крис, вытирает рот и следует за ней, он бросает на меня взгляд, когда они достигают танцпола.

— Все в порядке?

Я киваю.

— Все хорошо, — отвечаю я. В зале становится тише, начинает играть музыка, люди переходят на шепот, когда они двигаются щека к щеке. На сцене, в то время как Декстер поет, клавишник явно скучает и поглядывает на часы. Я его понимаю. Что такого в этих медленных песнях? Даже в неполной средней школе я ненавидела, когда музыка замедлялась, после чего кто-то прислонял свое потное тело к тебе.

Когда танцуешь по-настоящему, ты не чувствуешь себя пойманным в ловушку, вынужденный раскачиваться взад и вперед вместе с незнакомцем, который теперь, только из-за того, что вы слишком близко, считает нормальным схватить тебя за зад или за что-нибудь еще в пределах досягаемости. Что за бред. Это и есть бред. Абсолютный. Потому что все медленные танцы направлены на то, чтобы приблизить к себе того, кого хочешь или быть приближенным тем, от которого ты желал бы держаться подальше, и еще дальше. Ладно, мой брат и Дженнифер Энн явно без ума друг от друга, и, да, ладно, слова песни довольно милы и романтичны. Я в том плане, что это не совсем плохая песня или что-то вроде того. Просто это не мое.

Я хватаю бокал шампанского с подноса проходящего мимо официанта, делаю глоток и морщусь, когда пузырьки попадают мне в нос. Я борюсь с кашлем, когда чувствую, что кто-то подошел ко мне. Я оглядываюсь и вижу девушку, которая работает с Доном — ее зовут Марти или Патти, в середине имени точно есть «т». У нее длинные волосы с химической завивкой, густая челка. Еще она слишком надушена. Она мне улыбается.

— Я люблю эту песню, — говорит она, делая глоток своего напитка и вздыхая.

— А тебе?

Я пожимаю плечами.

— Я полагаю, — отвечаю я, в то время как Декстер наклоняется к микрофону и закрывает глаза.

— Они выглядят такими счастливыми, — продолжает она, и я следую за ее взглядом, направленным в сторону моей матери и Дона — они смеются и наклоняют друг друга, когда музыка стихает. Она хлюпает носом, и я понимаю, что она скоро заплачет. Свадьбы очень странно действуют на некоторых.

— Он действительно счастлив, не так ли?

— Ага, — говорю я: — Так и есть.

Она промокает глаза, затем взмахивает рукой, как бы извиняясь, и качает головой.

— Ох, дорогая, — говорит она: — Прости меня. Я просто…

— Я знаю, — я хочу избавить себя от тех слов, которые она готова произнести. С меня достаточно сентиментальностей для одного дня.