Колыбель мертвецов - [3]

— А мне не докладывают! Я срочник — поднимут ночью и поведут на амбразуры, и как звать, не спросят, так и останусь неизвестным героем…

* * *

Потом Леха — сержанта звали Лехой — исчез. Час-полтора его не было. Старички дремали, но в автобусе становилось зябко. Шофер время от времени включал подогрев.

Снова стукнули: за окном во тьме маячило веснушчатое лицо, рот до ушей:

— Короче, старичье, вас обратно заворачивают. В город никого не велено пускать.

— Куда обратно-то? — утомленно рявкнул шофер. — На кладбище?

Леха хохотнул и исчез.

— Меня дома же ждут, — сказал шофер. — Мать их так… Карантин выдумали. Хоть бы позвонить, сволочи, дали…

Вверху застрекотало. Низко-низко над нами проплыл вертолет.

Потом еще один. Повисел над шоссе, разбрасывая пятна света, взмыл выше и исчез.

Шофер только присвистнул.

— В одна тысяча девятьсот сорок втором… — проскрипел районный совет ветеранов, — на Западной Лице…

— На чем? — спросил шофер.

— Речка такая… Так вот, мы голыми руками, считай, окопались, и так, что генерал горных стрелков Дитль больше за всю войну шага к Мурманску не сделал…

Старик, проявив неожиданную прыть, внезапно оказался у дверей:

— Открой-ка, паренек… Я вас научу в разведку ходить…

Шофер открыл было рот, покачал головой.

— Открой, я сказал!

В руке у него оказалась монтировка, вынутая, видно, из-под сиденья. Он сунул ее в щель и стал выворачивать двери.

Шофер матюгнулся, плюнул:

— Да и хрен с тобой!..

Дед вывалился наружу. Некоторое время было тихо, потом раздался звонкий лехин голос:

— Дедусь, ты куда? Стоять!..

— А что мне, в кальсоны срать?? — рявкнул в ответ райсовет.

Потом послышался шум.

Шофер покачал головой.

— Хлопнут этого Дитля. Мы ж не в Ольстере — пули у них не резиновые.

Но было тихо.

А потом вдруг что-то большое и темное показалось в дверях. Мы глянули и ахнули: разведчик пер на себе оглушенного Леху!

* * *

Леху разложили на полу, привязав его собственным ремнем к ноге сиденья. В свете единственной лампы, горевшей над передней дверью, мы склонились над «языком». Оживившиеся деды отыскали остаток водки, брызнули Лехе в лицо, потерли виски. Леха открыл заячьи глаза, опушенные белесыми ресницами.

— Вы чо?.. — сдавленно спросил он. С лица его сошла улыбка, и оно может быть, впервые в жизни — приняло осмысленное выражение.

— Не шуми, — строго сказал разведчик и приставил к лехиному носу раструб автомата. — Шутить я не буду… Прогрей-ка двигатель! — велел он шоферу. И снова наклонился к Лехе: — Стрельну — никто и не поймет, где это хлопнуло, понял?

— Понял, — безропотно сказал Леха.

— А теперь отвечай на вопросы. Это что — военный переворот?

Леха вытаращил глаза.

— Кто город захватил, сволочь? — дед ткнул Леху стволом в висок.

— Никто не захватывал. Вы чо, сдурели?..

— А почему дорога перекрыта?

— Сказали: карантин. Вроде, в виду эпидемии гриппа…

Он получил увесистый тычок в висок — даже кровь потекла — и замолк.

— Я вот те покажу эпидемию! Отвечай по-хорошему!

— Ну… Для недопущения слухов… И паники… Велено город закрыть. Военный комендант Захаров. Приказ утром зачитали… В обед нас вывели из казармы, бросили сюда. Подогнали технику, блокировали дороги…

Он замолчал, переводя глаза с одного на другого. Деды держали его за ноги и за руки, хотя руки были перехвачены ремнем.

— Какие слухи? Какая паника? — спросил я.

Разведчик отмахнулся:

— Да откуда я знаю!

— Еще ты сказал, что нас обратно повернут…

— Это правда. Я слышал, замком роты сказал: всех отправлять обратно. Тех, кто проверку прошел…

— А мы?

— А вы не прошли. Тут у вас подозрительный есть…

Он мельком взглянул на меня.

Дед поднял голову, тоже поглядел на меня. Взгляд его показался мне нехорошим. Но он сказал:

— Ну что, ребята — будем назад прорываться? Может, в Парголове что знают? Там и переночевать можно. А то с этих, военных, толку мало — ни хрена не знают.

Никто не возразил.

— А ты, — он повернулся к Лехе, — поедешь с нами. Как трофей.

Леха взвыл, подергался, и затих.

* * *

Медленно-медленно мы выбирались к дороге. Леха стоял рядом с шофером и глупо ухмылялся, глядя вперед: в спину ему упирался ствол.

На выезде с заправки у «вольво» с распахнутыми дверцами стоял, подняв руки, толстый человек. Его обыскивали, а он плаксиво кричал:

— Да что здесь творится, пацаны?

«Пазик» аккуратно объехал «вольво», но тут кто-то из омоновцев поднял голову, крикнул:

— Э! А этот куда?

— Домой! На кладбище!.. — сдавленно сказал шофер и газанул.

Внезапно в глаза нам ударил сноп света, шофер притормозил, вывернул вбок, автобус тряхнуло.

— Стоять! Стоять! — кричали сзади. Потом треснула автоматная очередь.

Леха вдруг потерял равновесие и стал валиться на шофера, тот пытался удержать руль, автобус накренился и дедов побросало кого на пол, а кого и на окна. Я уцепился за поручень над дверью, ноги потеряли опору. Какой-то миг казалось, что автобус ляжет на бок, но этого не случилось: Леха сполз на пол — руки повисли на шофере, дед, державший автомат, опрокинулся на спину и вдруг — грохнуло. Длинная очередь ударила в потолок, посыпались горячие гильзы. Автобус вильнул, выправился, и понесся по черной дороге так, что засвистело в дверной щели.