Колумб - [103]

Пока он говорил, Беатрис пристально разглядывала брата. Не остались незамеченными ни его вульгарный наряд вкупе с мечом и плюмажем на шляпе, ни голодный блеск глаз, ни желание предстать в её глазах мучеником. Когда-то из жалости она только и думала, как защитить его от тягот повседневной жизни. Считала себя обязанной оберегать его, потому что они вышли из одного чрева. Убежала с ним из Испании. Пожертвовала бы ради него своей жизнью. Но всё это ушло в далёкое прошлое. Теперь же она находила Пабло отвратительным, зная, что отвращение это возникло в то мгновение, когда в венецианском подземелье он умолял её продать своё тело, чтобы спасти его от заслуженного наказания. И слава Богу, что не до конца она сделала то, о чём он просил, загубив жизнь, отказавшись от счастья. И Беатрис и не подумала скрыть своё отношение к брату.

Возможно, Пабло выбрал неудачный момент для визита. Возможно, что при виде Кристобаля вновь открылись начавшие затягиваться раны. Она села на другой конец скамьи.

— Ты появился столь внезапно, столь неожиданно. И застал меня врасплох.

— Сюрприз, и не из приятных, так надо тебя понимать?

— Какая уж тут радость, если я знаю, что пребывание в Испании грозит тебе опасностью? — В словах её, конечно, была и доля правды.

— Ш-ш-ш! Какого дьявола! — Он торопливо оглянулся, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. И облегчённо вздохнул, не заметив ничего подозрительного. — Едва ли мне что-то грозит, если я буду держаться подальше от Кордовы. Да и сомнительно, чтобы там кто-либо помнил о случившемся. С другой стороны, ты, конечно, права, и мне лучше уехать из этой проклятой страны. В этом ты можешь мне помочь, Беатрис.

— Помочь?

— Человек не может путешествовать с пустыми карманами. А я, как назло, без гроша, когда деньги нужны мне более всего.

— Я не помню, чтобы они у тебя когда-нибудь были.

— И ты ещё насмехаешься надо мной. — Он вновь изобразил из себя мученика. — Видит Бог, мне никогда не везло в жизни.

— А ты хоть чем-то заслужил это везение?

Кровь бросилась в лицо Пабло.

— Во всём виновата только ты. Ты сломала мне жизнь. А теперь ещё и упрекаешь меня. Думаешь, я не знаю, чем обязан тебе? Думаешь, мне не сказали в Венеции, за что отправляют меня на галеры?

— К галерам тебя приговорили за кражу, — холодно напомнила Беатрис.

— Чтобы тебе проглотить твой бессовестный язык. Если б ты согласилась, я бы давно обрёл свободу. О, они всё мне рассказали. Тебе дали шанс послужить Венеции, и наградой было моё освобождение. Но разве заботила тебя судьба брата? Нет, ты обманула их, забыв обо мне. Обо мне, своём брате. Брате! Наша святая мать, упокой Господь её душу, — он перекрестился, — должно быть, перевернулась в гробу от твоего предательства. И ты, однако, смеешь упрекать меня. Это… это невероятно.

В изумлении смотрела она на Пабло. Он… не притворялся, не играл. Говорил искренне. Верил в то, что именно она виновата во всех его бедах. И в Беатрис медленно закипела злость.

— А они сказали тебе, что от меня требовалось? Сказали, на какую мерзость толкали? Так знай, они хотели, чтобы я поехала в Испанию и обворожила Кристобаля Колона.

— Колона! Кристобаля Колона! — В изумлении у него отвисла челюсть. Ещё не веря услышанному, он повторил: Колона!

В волнении Беатрис сказала ему чуть больше, чем следовало.

— Да, Колона. Они хотели, чтобы я выкрала у него карту и, таким образом, помешала бы ему открыть Новый Свет и навеки прославить Испанию. Вот что от меня требовалось, ради чего я отправилась в Кордову. — Её глаза яростно блеснули. — Теперь ты всё знаешь.

Но, если она пылала яростью, то Пабло совсем уже успокоился.

— Действительно, я этого не знал. Значит, ты приехала в Кордову за картой. А что потом? Что помешало выкрасть её?

Беатрис презрительно усмехнулась.

— Слава Богу, мне открылась та низость, на которую меня толкали. Но из-за тебя, Пабло, я натворила такого, что зачтётся мне и на том свете.

Под «таким» Пабло понимал только одно. Но поверил не сразу.

— Что же ты натворила? Ты говоришь загадками. Тебя попросили что-то сделать, ты вроде бы ничего не сделала, но всё равно считаешь себя виноватой. Глупость какая-то.

— Неужели ты не понимаешь? Колон запал мне в душу. Мы полюбили друг друга.

— Дьявол! Что ты хочешь мне сказать? Ты была его любовницей?

Щёки Беатрис зарделись под пристальным взглядом.

— Ты, конечно, оскорблён. — И прибавила в свою защиту: — Он предлагал мне выйти за него замуж.

— Замуж! Бог мой! Замуж! Вице-король Индий! — Его глаза широко раскрылись. — Ты никогда не лгала, Беатрис, и я должен верить тебе. Но чтобы вице-король хотел жениться на тебе… Матерь Божья! — Он задумался, теребя чёрную бородёнку большим и указательным пальцами правой руки. — А почему бы и нет? Действительно, почему?

— Потому что у меня уже есть муж, хотя он недостоин и воспоминаний.

— Муж? Базилио? Фу! Можно считать, что он мёртв.

— Но он жив.

— Он приговорён к галерам, и останется там до последнего вздоха. Нужно было тебе упоминать о нём? Дура ты, Беатрис. Как ты могла упустить такую возможность? Мы всё время хватаемся за соломинки, чтобы хоть как-то облегчить себе жизнь, а тебе выпала такая удача! Будь ты сейчас вице-королевой Индий, тебе не составило бы труда помочь бедолаге-брату. Конечно, ты никогда не думаешь обо мне. — Он уже чуть не плакал.