Колорады - [5]

Прохожие норовили обматерить «пособника укропов», кое-кто не ленился подойти и плюнуть. А какой-то особо ретивый агитатор принес картофельные лушпайки и гнилье с мусорного бака, чтобы осыпать «добровольного помощника хунты» зловонным градом и сделать «селфи» на его фоне. А потом выложить фотку в сети, чтоб побесить «свидомых» и «правосеков», позлить «майданутых», которые проделывали то же самое с пророссийскими активистами, нападали толпой на беззащитных и вешали несогласных на церковных оградах.

Поинтересовавшись у патруля, что за кадра они привязали к «позорному столбу», я получил невнятный ответ, что это самосуд, а они тут зеваки на перекуре. Вроде мужчина был замечен в расклеивании проукраинских листовок, вот и приклеили его к столбу обычные работяги.

Листовки действительно валялись рядом. Одну из них бедолаге прилепили на лоб. Содержание агитлиста показалось знакомым. Фото лидеров ополчения в ряд со Снайпером во главе и подпись: «Убей террориста! Получи 10 000 долларов за каждого москаля!» Листовка никак не стыковалась с расположенным у дороги билбордом с изображением тех же лидеров, но с прямо противоположным по смыслу слоганом: «10 000 ополченцев защищают вас от убийц!»

Учить народ вежливости, а объект народного негодования справедливости возмездия я не стал. Да и никто б не стал меня слушать. Решил выполнить свое обещание и отправиться к Митяю, но тут мне показалось, что в толпе я разглядел того самого мародера с едва пробившейся щетиной, которого Пугач отпустил утром за взятку от родственников. Подробности вызволения данного субъекта мне были неизвестны, но «Лексус», перегруженный упаковками «мальборо» у школы, где заседал штаб атамана, я припомнил. Точно, не зря он там парковался всю ночь… Пугач все и всегда объяснял нуждами братвы.

Субъект исчез из поля моего зрения, словно оптический обман, и я не стал его выискивать в разъяренном скопище…

Митяй встретил меня у подъезда и без лишних разговоров забрал у меня гречку. Когда он увидел шоколад, то конвульсивно заикал в предвкушении опьяняющего удовольствия, которому мы не знали счета в мирные дни, и именно поэтому он был незаслуженно обойден вниманием. Война открывает глаза на простые радости.

— Зайдете к нам в гости на чай? — пригласил Митяй, и я не отказался.

Он с сестрой жил на третьем этаже, но мы почему-то остановились на втором.

— Заходите. Здесь хорошие люди живут, дед с бабкой-диабетчицей.

Я без намеков понял, что у меня попросят достать инсулин.

Подъезд жил общинной жизнью. Так проще было выжить. Митяй отдал один пакет с гречкой паре весьма преклонных лет. Бабушка заварила чай, а дед поделил плитку на всех.

— Кто ж знал, что придется вспомнить войну, — посетовала бабушка Надя. — Я в 41-м родилась. Мама рассказывала, что, когда немцы село взяли, поселились в доме, а мы все четыре года в землянке ютились. Я когда в два годика желтухой заболела, добрые люди посоветовали свеклой лечить. Кое-как выкарабкалась. Лесные грибы отваривали. Но то, что такое случится теперь… Кто ж мог подумать-то.

Дед подтвердил сказанное словом «Нонсенс…» А потом добавил:

— Казус.

А бабка Надежда, пожелтевшая и хромая, но с пронзительным сверлящим взглядом, не отворачивающимся и не моргающим, изучая меня, продолжала:

— А ты вспомни, как твоего больного тифом отца с концлагеря мать забирала после освобождения. Пятнадцать километров на себе тащила. Не помнят молодые ужасов войны. Потому все случилось.

— А что им Ленин так насолил? Зачем в Харькове снесли памятник? — вставил дед.

— Да опять ты со своим идолом! — не согласилась бабка. — Ленина давно надо было снести. Он церкви рушил.

— Так они не из-за этого его сносят. Эти и церкви снесут! — заключил дед.

— Ну, так понятно, сносить — не строить! — подтвердил я. — Заказ отрабатывают на хаос.

— Вы умный молодой человек… — похвалила меня бабка Надя. — А могу я ваш паспорт или какой другой документ поглядеть?

— Это еще зачем? — не понял с первого раза я.

— Важное дело хочу вам поручить.

— Ну вот, удостоверение личности офицера есть, с собой. Я военнослужащий в распоряжении, пока не уволен, отпускной.

— Пойдет… — бабушка внимательно почитала все страницы, особенно те, на которых стояли гербовые печати с двуглавым российским орлом. Ознакомился и дед, нехотя, но так же детально.

— Значит, и кортик имеется?

— С собой нет, дома храню, в Севастополе.

После этого бабка отошла к инкрустированному комоду, что стоял впритык к видавшему виды пианино немецкой марки «К. Бехштейн», и достала шкатулку. Митяй только теперь оторвался от своей доли шоколада, уставился на бабулю и на ее инкрустированное вместилище тайны. Та повернула ключик и достала кольцо с драгоценным камнем… Широкое, похожее на печатку с камнем, но рассчитанное на женский пальчик. Вдруг она протянула его мне со словами:

— Вот, Алексей, я правильно прочитала?.. Да, Алеша. Приобретите для нас чего-нибудь съестного на черном рынке. У нас золотая свадьба на носу. Пятьдесят лет мы с Николаем Антоновичем вместе. Раньше, когда помоложе были, дача у нас была. А там кролики. Вкуснейшее мясо — тушеный кролик. Пенсии уже четыре месяца нет. Деньги закончились. Ни гривны, ни рубля! А долларов не откладывали. В ломбард сама боюсь идти. Да и не думаю, что много выручу. А Митя нам рассказал про вас. Вы у нас в подъезде, да что в подъезде, во всем доме отважный герой. От упыря этого великовозрастного нашу Кристиночку спасли. Этот же черт — настоящий и неисправимый уголовник. Сенька, рецидивист малолетний. Ему когда восемнадцати еще не было, он уже законченным негодяем был, на учете числился. И родственнички такие же, из блатных. У кого война, у кого бизнес. Шикуют сейчас на людском горе. Потому и боюсь я в ломбард. Они так и шныряют там, где поживиться можно. Яблоко от яблони. С его физиономией листовки в районном отделе милиции висели при Украине еще. Гоблин он.