Колония белых цапель - [2]

Длина отмели на глаз — около километра, ширина — метров четыреста.

Облако же предстало перед нами огромной стаей белых цапель. Раньше я никогда не видел такого количества птиц — сотни тысяч белоснежных созданий. Шум их крыльев и создавал тот далекий рокот, то «урчание болот», которое служит постоянным фоном для разнообразных криков других обитателей тропической фауны.

Но к чему все это оживление, все эти крики? Зачем птицы кружатся над бесплодными зарослями водных растений?

Приближаемся к отмели очень осторожно, огромные голенастые видят нас и еще больше волнуются.

Смотрю в морской бинокль — и тайна разгадана! То, что я увидел, поразительно: на стеблях тростника раскачиваются птичьи гнезда. Каким сверхъестественным искусством должны обладать цапли, чей рост вместе с длиной лап составляет около метра, чтобы добиться равновесия и закрепить гнездо на стеблях без единого листочка, лишенных малейших узелков или шероховатостей!

Подплываем еще ближе. Разволновавшиеся пернатые резко поднимаются в воздух, окружают нашу пирогу и угрожающе щелкают желтыми клювами, как кастаньетами[9].

Неужели нам, охотникам, угрожает дичь и придется отступить после первой же стычки? Ни за что! Я непременно хочу захватить одно из гнезд — очень интересует их устройство.

Снова делаю индейцу знак двигаться. Он надевает на голову салакко — широкую шляпу из тонкой соломы, своеобразный большой щит от птиц, и уверенно берется за весло.

Плывем вперед, несмотря на растущий гвалт, хлопанье крыльев и несколько мимолетных ударов клювами. Отважные пернатые отчаянно защищают гнезда, птиц так много, что наше предприятие становится опасным.

Намечаю для себя одно из гнезд. В двух метрах над водой оно, как на треножнике, держится на трех камышовых стеблях. Так же устроены и все остальные гнезда, которые удается рассмотреть.

Однако время не ждет. Цапли становятся все агрессивнее. Сбившись в стаю, они застилают солнце и неожиданно обрушивают нам на головы обильный поток помета.

Я хватаю нож для тростника и резким движением перерубаю камышовый треножник ниже гнезда. В гнезде три аккуратных светло-зеленых яйца. Переношу добычу в пирогу. Индеец внимательно следит за моими движениями и пытается повернуть обратно.

Не тут-то было! Тысячи цапель камнем падают на нас, окружают, теснят, почти душат своей массой и бьют жесткими клювами. Вижу золотистые, змеиные глазки нападающих, моя одежда на глазах превращается в лохмотья! Особенно достается белому шлему — один удар следует за другим.

Руки избиты и кровоточат: если все это продлится еще несколько минут, боюсь, придется дорого заплатить за покушение на гнездо!

Я-то хоть в одежде, но на Генипе только набедренная хлопчатобумажная повязка с виноградный листок! Бедняга согнулся, прикрываясь салакко от обезумевших птиц. Лица его не видно.

Продолжается пляска сотен крыльев, невероятный орнамент из тысяч подвижных шей и растопыренных клювов. Длина этих клювов — до пятнадцати сантиметров, они острые, как охотничьи ножи, и твердые, как рога буйвола!

Гнев цапель, как и их количество, возрастают настолько, что на лету они сбивают друг друга и, полумертвые, падают в воду, заполняя своими телами пирогу и совершенно загораживая солнечный свет — вокруг густая тень.

Моя одежда совершенно изодрана, шлем пробит. К счастью, козырьки еще предохраняют затылок и лицо. Но обнаженные руки и пальцы истекают кровью.

Опасность очень велика: птицы способны растерзать нас заживо, и я начинаю проклинать собственное любопытство. А ведь атака длилась меньше минуты! Трепещу от страха, воображая, как эти взбесившиеся твари будут терзать мою плоть, выклевывать глаза…

Прижатый к борту пироги, полупридушенный, едва могу пошевелиться… Однако неловкое движение — и… я валюсь на походный сундучок. Справа и слева от него должны лежать заряженные ружья марки Гринер, двенадцатого калибра. Хватаю их и, не целясь, стреляю вверх.

Курки нажаты одновременно. Два громовых выстрела со вспышкой — и в птичьей стае, куполом закрывавшей небо, появляются две круглые, широкие как колодец дыры. Несколько цапель камнем падает в воду — вся дробь попала в цель. Нападение прекращается, но передышка длится долю секунды, и атака возобновляется с новой силой.

К счастью, малочувствительный к боли индеец сумел сохранить спокойствие и даже извлек пользу из короткого замешательства неприятеля. Он с силой погружает весло в воду — и мы сразу удаляемся от места сражения метров на пятнадцать.

Я снова стреляю, дважды удается пробить брешь в плотном стане врага. Генипа еще раз ударяет веслом по воде.

Птицы, видя наше поспешное бегство, прекращают нападение! Шумное, стремительное белоснежное облако кружит над гнездами, но не хочет отходить слишком далеко.

Цапли всего лишь оборонялись. И хотя отважные пернатые изрядно нас потрепали, восхищаюсь их мужеством.

Индеец гребет очень быстро. Его тело превратилось в сплошную рану. Намереваюсь протереть беднягу тростниковой водкой, но Генипа возмущенно вырывает из рук бутылку и опустошает ее единым духом. Курносое лицо расплывается в бессмысленной улыбке, он сплевывает в знак удовольствия и снова берется за весло, подставляя израненную спину жгучим лучам солнца.