Коломна. Идеальная схема - [16]

— Черт знает что, в собственном доме уж не хозяин. — Взял со стола свежий немецкий журнал, набитый формулами, раскрыл, но если бы держал вверх ногами, ничего не изменилось бы, читать Колчин не мог. Даже любимые формулы.

В гостиной разговаривали вполголоса. Папоротники и фикусы притихли в эркере, Соня под дверью, но слова терялись в коврах и портьерах. Копейкин придвинулся к дивану, сидел наклонившись вперед, заплетя ноги вокруг ножек стула, Катерина напротив откинулась назад и слегка отворотилась.

— А что, Екатерина Павловна, муж ваш по будням не бывает на службе, или это в мою честь?

Катя заметно рассердилась, покраснела: — Оставьте этот тон, Иван Гаврилович! Какая служба, у нас свое дело. Все вы прекрасно знаете, обо всем справились. Пришли допрос снимать, так снимайте. Мне время дорого.

— Вам всегда было жаль на меня времени, — уныло сказал следователь. — Но зачем вы видите во мне врага. Напротив, вы сейчас в таком положении, что друг не помешает, тем более, надежный, проверенный и — и облеченный некоторой властью.

— Что вы такое говорите! Никакого сложного положения. Сестра двоюродная отравилась, неприятно, прямо скажем, несчастье, но не преступление. То, что Самсонов убит — совпадение, тоже неприятное, и не более. Что вы жилы тянете из Сергея Дмитриевича, видите же, не может человек вам противостоять, вашим глупым надуманным обвинениям. Или вы это — специально запугиваете?

— Да, драгоценнейшая, именно специально. Испугались? А если бы я так ответил всерьез? Если бы так оно и было? Но нет, Екатерина Павловна, вы не представляете, во что вляпались. Я же лишь помочь вам хочу. И все сейчас расскажу, невзирая на тайну следствия. Может, хоть тогда поверите — не скажу, оцените, на это не рассчитываю. Кстати, не в ходу у вас такое смешное домашнее прозвище «костяное рыльце»?

Катерина удивленно взглянула на него, смешалась: — Какое еще рыльце? О чем вы?

— Я так и думал. В этом рыльце все и дело. Получается, со слов Любови Васильевны, что на момент отравления она не одна была, кто-то, вот с этим вот смешным прозвищем, находился с ней в комнате. В бреду проговорилась, после-то отрицала, конечно, дескать, привиделось. Скрывает, значит. А почему? Потому, как это кто-то из близких, а может, и Самсонов. Вот и получается — не простое отравление, в лучшем случае доведение до самоубийства. А если убийство? И Самсонова убили очень вовремя — спустя три часа. Возмездие, так сказать. Петр Александрович в это время в мастерской находился — кучер подтверждает. Сергей Дмитриевич в ресторане сидел, но обслуга говорит, что он уж вышел на тот момент из зала. А и кучера подговорить большого труда не составит. Так что не о том вам надо беспокоиться, чтобы папенька не узнал о вашей затее, да подлоге с дачей — деньги-то под дачу брали, не того бояться, что выплывет, как вы нашу шерсть за аглицкую продаете. Алиби настоящего нет у ваших мужчин. Подумайте. А с Любовью Васильевной очень неблагополучно. Почему уж после того, как она на поправку пошла, новое обострение началось. Может, дали ей в больнице что-то такое, а? И кому дать? А вы вот к ней ездили.

Катерина внимательно разглядывала следователя, тот не отводил взора, не смущался, напротив улыбался и все кивал. Кате сделалось противно, словно в темном чулане набрела на паутину, и та облепила лицо, шею.

— Странная у вас помощь, Иван Гаврилович, и дружба странная. Вы в самом деле меня запугиваете, и меня, и мужа. Петр Александрович вам не по зубам. Не верю, что с Любой кто-то был в тот момент, не верю и в то, что вы всерьез нас подозреваете. Что вам нужно?

— Мне нужно именно что помочь вам. А для этого — прежде всего, поговорить спокойно, без свидетелей. — От следователя пахло маслом для волос и почему-то землей.

— Так говорите, кто мешает. Нас никто не подслушивает.

— Нет, Катюша, не так поговорить. — Следователь выделил интонацией «не так», но большее впечатление на Катерину оказало фамильярное обращение. Лжет, не может он причинить им неприятностей — серьезных неприятностей. С отцом, с красильней — ладно, разберутся сами, придется сознаться. Разве это беда? Убийство Самсонова Катерина по-прежнему считала не относящимся к ним, ни к Любе. Сказать, чтоб пошел прочь — не стоит пока, еще ничего откровенно двусмысленного не произнесено, только интонация, да фамильярность. Позвать Соню, чтобы подала гостю пальто? И это расплата за детское кокетство на пароходе — нет же, все глупости. Да он смешон, со своим английским пробором и прилизанными волосами, смешон, а не страшен. Поговорить с Петей, обсудить с отцом… Нет уж, сама справится, сама большая. Надо лишь собраться, подумать, спокойно подумать.

— Подумайте спокойно, Екатерина Павловна, — следователь встал, словно прочел ее мысли. — Я пойду сейчас, а вы подумайте. Вот и Петр Александрович скоро прибудет.

— Откуда вам известно?

— Мне все известно, — Иван Гаврилович изъяснялся слогом детективного романа, впечатление на Катю это если и произвело, то самое отвратительное. — До скорого свидания, дорогая бесценная Екатерина Павловна.

Иван Гаврилович спускался по просторной чистой лестнице, застеленной красной ковровой дорожкой, крепко держался за широкие перила и бормотал, как старик, но разобрать, что он бормочет, было невозможно. В голове же, в такт неслышным по ковру шагам, громко отдавалось: как тяжело быть мерзавцем, как тяжело быть мерзавцем, а чем еще придется заплатить, а чем еще придется заплатить. Навстречу поднимался Гущин, не сразу узнал следователя против света из окна на площадке, узнав, сухо поздоровался и быстро прошел мимо.