Коломба - [25]

— Проводите их, — сказал молодой Пьетри своим друзьям, — смотрите, чтобы с ними ничего не случилось!

Двое или трое молодых людей быстро сунули свои стилеты в левые рукава курток и проводили Орсо и его сестру до дверей их дома.

Глава тринадцатая

Задыхающаяся, измученная Коломба была не в состоянии вымолвить ни слова. Голова ее лежала на плече брата; она крепко сжимала ему руку. Несмотря на то, что Орсо сердился на нее за конец ballata, он был слишком встревожен, чтобы сделать ей хотя бы малейший упрек. Он молча ждал конца ее нервного припадка, как вдруг отворилась дверь и перепуганная Саверия вошла и объявила: «Господин префект!» При этом возгласе Коломба, как бы стыдясь своей слабости, встала, опираясь на стул; видно было, как он дрожал под ее рукой.

Префект начал с нескольких банальных извинений за свой несвоевременный визит, выразил сочувствие синьоре Коломбе, упомянул об опасности сильного волнения, высказал порицание обычаю погребальных причитаний, заметил, что талант voceratrice усиливает мрак в душе присутствующих, и ловко ввернул легкий упрек содержанию последней импровизации. Потом, изменив тон, он сказал:

— Господин делла Реббиа, я должен передать вам множество приветствий от ваших английских друзей. Мисс Невиль кланяется синьоре Коломбе. У меня есть для вас от нее письмо.

— Письмо от мисс Невиль? — воскликнул Орсо.

— К несчастью, оно не со мной; но оно будет у вас через пять минут. Ее отец был болен. Одно время мы боялись, что он не выдержит наших ужасных лихорадок. К счастью, теперь он вне опасности, в чем вы убедитесь сами, так как, я думаю, вы скоро увидитесь с ним.

— Мисс Невиль, вероятно, очень беспокоилась?

— К счастью, она узнала об опасности, когда та была уже далека. Господин делла Реббиа, мисс Невиль много говорила мне о вас и о вашей сестре. — Орсо слегка поклонился. — Она очень расположена к вам обоим. Под внешностью, полной грации, под видимою ветреностью в ней кроется весьма здравый ум.

— Это прелестная особа, — сказал Орсо.

— Я здесь почти по ее просьбе. Никто не знает лучше меня роковой истории, о которой мне не хотелось бы напоминать вам. Так как господин Барричини все еще мэр Пьетранеры, а я префект департамента, то мне не нужно говорить вам, как я смотрю на известные подозрения, которые, если справедливо то, что мне передавали, внушали вам некоторые неблагоразумные лица и которые вы, как мне известно, отвергли с негодованием, какого и следовало ожидать от вашего звания и нрава.

— Коломба, — сказал Орсо и задвигался на стуле, — ты устала. Пойди ляг.

Коломба отрицательно покачала головой. Она успела принять свой обычный, спокойный вид, не отводя, однако, горящих глаз от префекта.

— Господин Барричини, — продолжал префект, — стремится прекратить эту, как бы сказать, вражду… то есть это неопределенное положение, в каком вы оба находитесь. Что касается меня, то я буду в восторге, если между вами возникнут отношения, какие должны быть между людьми, созданными, чтобы уважать друг друга.

— Господин префект, — взволнованно перебил Орсо, — я никогда не обвинял адвоката Барричини в убийстве моего отца, но он совершил поступок, который всегда будет мешать мне иметь с ним какие бы то ни было отношения. Он написал подложное угрожающее письмо от имени известного бандита или по крайней мере негласно приписал его моему отцу. Наконец, милостивый государь, это письмо, вероятно, было косвенной причиной смерти отца.

Префект некоторое время собирался с мыслями.

— Что ваш отец верил этому, когда, увлекаемый живостью своего характера, он подал жалобу на Барричини, — это было извинительно, но нельзя допустить подобное ослепление с вашей стороны… Я не говорю о характере Барричини… Вы его совсем не знаете, вы предубеждены против него… но не думайте, чтобы человек, хорошо знающий законы…

— Но, милостивый государь, — сказал Орсо, вставая, — примите в соображение, что сказать: «Это письмо не есть дело рук господина Барричини» — значит приписать его моему отцу. Его честь — моя честь.

— Никто не уверен так, как я, в чести полковника делла Реббиа, — продолжал префект, — но… автор этого письма теперь известен…

— Кто? — воскликнула Коломба, — подступая к префекту.

— Один негодяй, виновный во многих преступлениях, которых вы, корсиканцы, не прощаете, вор, некто Томмазо Бьянки, содержащийся теперь в тюрьме в Бастии, показал, что он автор этого рокового письма.

— Я не знаю этого человека, — сказал Орсо. — Какая у него могла быть цель?

— Это здешний, — сказала Коломба, — брат нашего прежнего мельника. Это негодяй и лгун, не внушающий доверия.

— Вы увидите, — продолжал префект, — почему он в этом заинтересован. Мельник, о котором говорит ваша сестра, — его звали, кажется, Теодоро — арендовал у полковника мельницу, стоявшую на том самом ручье, права на который оспаривал Барричини. Полковник по свойственному ему великодушию не извлекал из мельницы почти никакой выгоды. Томмазо и подумал, что если Барричини завладеет ручьем, то заставит платить значительную аренду; известно, что Барричини любит деньги. Словом, чтобы сделать одолжение брату, Томмазо подделал письмо бандита, вот и вся история! Вы знаете: на Корсике семейные узы так сильны, что иногда толкают человека на преступление… Не угодно ли вам познакомиться вот с этим письмом ко мне от помощника генерального прокурора? Оно подтвердит вам только что сказанное мною.