Колокольчик - [2]

Шрифт
Интервал

Физрук пришел. Лицо его покрасневшее и на лбу вена дергается. Он один идет и прямо к Швабре с Сарделькой. Швабра вскрикивает, Сарделька хмурится. Нашли, не нашли? Швабра ко мне идет, присаживается. Думаю, сейчас ругать начнет за то, что со скамейкой сделал. Но она будто ничего не видит, за руку меня берет, говорит, что Костика не нашли и сейчас будут вызывать милицию с собаками. Говорит, что моей маме позвонили, чтобы она ко мне приехала пораньше. Все равно смена завтра заканчивается, поэтому ей разрешили меня пораньше забрать. Нет уж, спасибо. Пока Костика не найдете, никуда я не уеду. Швабра ведет меня в столовку, там уже начали готовиться к полднику. Швабра говорит мне садиться за стол, уходит к поварам и приносит мне ромашковый чай и двойную порцию печенья. Я говорю «спасибо», я воспитанный. Когда Швабра уходит, я выливаю чай под стол. Ненавижу ромашковый чай. Его постоянно бабушка пьет.

Бабушка моя — бывшая учительница по русскому. Мама говорит, что бабушку нужно слушаться. Я не люблю маму расстраивать, но мне с бабушкой очень тяжело, она постоянно ругается и пахнет от нее прокисшей капустой и вареными яйцами. А у меня на яйца аллергия. Лучше бы она оставалась в своем Ярославле. Хотя нет, лучше бы вообще ни ее, ни Ярославля не было. Раньше мы с мамой туда часто ездили, бабушка не хотела в Москву переезжать. Навещать ездили, летом ездили, зимой. Когда дядя Валера появился, мама долго боялась к бабушке ехать. Не знаю, почему. Мы, наверное, полгода вместе уже жили, а мама в Ярославль одна ездила, не брала дядю Валеру. А однажды я услышал, как дядя Валера сказал маме: «Колокольчик», — а он ее все время так смешно называл «колокольчик», потому что смех у нее такой задорный, звонкий. Ну, когда она смеется. «Колокольчик, хватит меня прятать. Я хочу, чтобы ты была Аленкой Нероновой, а Гришке отцом хочу стать. Вези знакомить». Я еще не понял тогда, как дядя Валера мне отцом может стать, ведь мой отец, как мне говорили, погиб. Это уже потом я понял, когда повзрослел, что он на ней жениться хотел. А тогда не понял. Тогда просто почувствовал, что все будет хорошо. И мы поехали к бабушке, тогда еще и дедушка был жив. Дядя Валера тогда шутил больше обычного, говорил громко, все старался по хозяйству помочь. Но бабушка очень плохо к нему отнеслась. Все говорила, чтобы не лез на кухню, расспрашивала, где дядя Валера работает, почему до сих пор не был женат ни разу. И бурчала себе под нос: «Почти сорок лет мужику, а женат ни разу не был, что-то здесь нечисто». Хотя я не понимаю, какая разница. И маме было хорошо. Не помню уже, что там произошло, я в комнате мультики смотрел, но мама с бабушкой поругались, шумно стало, все взрослые стали из комнаты в комнату ходить. Я услышал, как дядя Валера сказал, что «Вы как хотите, а мы с Аленкой вместе, и я ее ото всех защищать буду. И от вас в том числе». Я еще подумал тогда, как здорово, что дядя Валера маму от бабушки защитит, потому что бабушка очень строгая. Дядя Валера зашел в комнату и сказал, что мы на снегоходах сейчас с дедушкой кататься поедем. Я до этого еще ни разу на снегоходе не катался. Поэтому очень обрадовался. На улице было очень красиво, как в книжках со сказками — такой белый пушистый снег, который висел в воздухе и даже не падал. Совсем не так как в Москве, где грязно. Дедушка из гаража выгнал машину с двумя снегоходами, дядя Валера скатился на одном, потом посадил меня впереди. И мы поехали. Было здорово! Ветер со снегом в лицо летели постоянно, мы на кочках подпрыгивали и так быстро ехали! Дядя Валера почти не говорил ничего, думаю, ему тоже нравилось ехать на снегоходе. Дедушка от нас постоянно отставал и кричал что-то. Но было ничего не слышно из-за ветра. Мы ехали по сугробам, а потом скатились с горки и оказались на речке. Речка была подо льдом, но местами темнели пятна — там, где лед был тонкий. Дядя Валера чертыхнулся и сказал: «Не дрейфь, Гришка, сейчас быстро проедем и по лесной дороге уже домой». Он прибавил скорости, а дальше я плохо помню. Помню громкий хруст, темноту и много-много горячих иголок, которые впились в тело. Лед разорвался под нами, и мы провалились в воду. В воде было темно, совсем не так, как летом. Дядя Валера потащил меня за шиворот из воды и стал выталкивать на льдину. Я очень хотел выбраться из воды, но не мог пошевелиться, руки стали тяжелыми и болтались, как варежки на резинках. Дядя Валера вытолкнул меня на льдину. Волосы и ресницы сразу заледенели, и меня всего затрясло. Дядя Валера пытался выбраться на льдину рядом со мной, но лед ломался под его руками. Вдруг он вскрикнул и резко ушел под воду. Я ничего не понял, видел только, как колышутся черные волны в огромной проруби, куда мы провалились. Через секунду дядя Валера снова вынырнул, и на его глазах была какая-то огромная прозрачная пиявка, дядя Валера кричал и одной рукой пытался оторвать эту пиявку с глаз. Я увидел, что на его руке висит еще одна такая же пиявка. Внутри нее были розовые и фиолетовые сосудики, как ниточки, которые разбухали и становились темно-бордовыми. Дядя Валера оторвал пиявку от глаз и кинул ее на лед, прямо рядом со мной. Это продолговатое прозрачное существо дрыгало лапками-присосками и словно грустно вздыхало оттого, что ни к кому не могло присосаться. Оно открыло темно-фиолетовые глаза и установилось на меня. Я не мог пошевелиться, эта пиявка была такая страшная, и я не мог понять, бросится она на меня или нет. Пиявка открыла рот, в котором было очень много маленьких острых зубов, и издала пронзительный стон.