Колокола истории - [13]

Государство становится внутренней логической, а не просто внешней, выполняемой в силу исторических обстоятельств функцией капитала. Все это говорит о том, что с термином «государство», как и со многими другими терминами, следует обращаться аккуратнее. «Определяйте значение слов», — говорил Декарт. Один и тот же термин не может определять диаметрально противоположные явления. К тому же расширительное употребление термина «государство» методологически означает: государство везде и государство всегда. Но это методологически же означает: нигде и никогда. Tермин ломается и становится бесполезным.

По сути единственное логическое, историко-системное основание государства в строгом смысле этого слова — бытие качестве функции капитала. Именно это качество придает государству устойчивость и автономию. Эти черты отличают его от властных организаций докапиталистического типа, империй прошлого. Как только экономика этих империй рушилась или вступала в кризис, рушились и сами империи. За 500 лет истории капиталистического мира никакие экономические кризисы и катастрофы — упадки экономической мощи — не привели к падению, исчезновению какого-либо капиталистического государства. Последнее, будучи функцией, оказывается малоуязвимым для потрясений на уровне субстанции. В отличие от этого, властные организации докапиталистических эпох, даже такие сложные и разветвленные, как Римская империя, были погружены в субстанцию производства, его социальной организации. Гибель таких организаций производства становилась гибелью организаций власти. Это — характерная черта не только «докапитализма», но и любых некапиталистических структур. Пример коммунизма — подтверждение тому.

С XVIII в. политические формы и функции капитала начали распространяться в мире. Ими начали пользоваться и овладевать, создавая определенные структуры и там, где капиталистическая субстанция была слабой или почти нулевой. Короче, в капиталистической системе возникают такие формы организации власти (политика, государство), которые в принципе функционируют относительно независимо от капиталистического содержания, которые можно создавать автономно от этого содержания — достаточно стать участником межгосударственной системы. Значит, такие структуры, как современное государство, армия, полиция, управление коммуникациями и финансами, можно создавать по образу и подобию капиталистических. И они будут функционировать, имея в качестве своей основы не национальное капиталистическое производство, а на основе мировой государственной, политической, военной, финансовой, и т. д. структуры, как их элемент, опирающийся посредством этих структур на капиталистическое производство центра системы, на нее в целом. Иными словами, в отличие от докапиталистических систем, формы организации власти в системе — мировой — капитализма стали универсальными и автономными, зажили собственной, автономной от — капиталистического — производства жизнью.

Капитализм, таким образом, существует как одна субстанция со многими функциями — энергетическими и информационными, социальными и духовными, автономными от нее вплоть до институционального оформления. Капитализм стремится все в себе оформить институционально, это его закон как функции. Капитализм — не только социальное тело, но и дух этого тела, существующий отдельно от него. Это — нечто вроде Троицы, где субстанция — это Бог-Отец, функция — Бог-Сын, а Святой Дух — это их единство; причем Дух этот — капиталистичность — исходит и от Бога-Отца (субстанции), и от Бога-Сына (функции). И от Бога-Сына даже более, чем от Бога-Отца. То есть не просто filioque, а главным образом — filioque. Короче, капитализм — это явно не православная тринитарность. Тринитарность по-православному означала бы для капитализма смерть, точнее, она просто не выпустила бы Запад из феодального, средневекового состояния. Быть может, русский дух действительно несовместим с капитализмом? Совместим. Но специфически — негативно.

Нематериальные функции и организации непроизводственной сферы, существующие обособленно от капитализма и обладающие собственной логикой и динамикой, которая характеризует их уже не только и не столько как социальные логические функции капитала, но и как самостоятельное, социально самообслуживающее содержание, не ограничиваются государством и политикой. Сюда же относятся наука и идеология. Мировой (а не локально-региональный) масштаб деятельности либерализма и особенно марксизма в период между 1850-ми — 1970-ми годами, мировой (а не локально-региональный) характер современной науки лишний раз свидетельствуют об автономии социальной и духовной функций капитала и институтов этих функций по отношению к капиталу и его «субстанциональным» институтам.

Степень этой автономии, как мы увидим, различна — вплоть до отрыва функции от субстанции и ее борьбы с последующим уничтожением субстанции в «одной, отдельно взятой стране» и построением там «развитого функционализма». Когда-то К.Леонтьев сказал, что чехи — это орудие, которое славяне отбили у немцев и против немцев же обратили. Значит, коммунизм похож на чехов (хотя им такое сравнение вряд ли понравится, они очень «субстанциональный» народ). Коммунизм — функция капитала, которую прежде всего славяне, точнее — русские, а за ними китайцы и т. д. отбили у капитала и против него же обратили. Но главное заключается в том, что у капитала есть такая функция, которую можно отбить, оторвав от него. Причем оторвать может почти кто угодно, почти независимо от уровня социального развития. Как там у Н.Заболоцкого, «людоед у джентльмена неприличное отгрыз»! Вот эта возможность оторвать, «отгрызть» функцию у капитала в мировой системе капитализма и есть одновременно источник коммунизма и ключ к нему: коммунизм — как «неприличное» (но крайне важное — жизнетворное), «отгрызенное» у капитала. Ясно, однако, что дело не в самом коммунизме, а в капитализме. Поди попробуй, «отгрызи» у рабовладения (или феодализма). Не получится. В лучшем случае сам станешь рабовладельцем. В худшем — рудники Лавриона или арена цирка и опущенные вниз большие пальцы зрителей. С капитализмом — по-другому. Что же он такой слабый, хилый, добренький, что у него можно отнимать функцию в виде государства, идеологии, науки, а потом ими же шарашить его как кистенем Истории? Отнюдь нет. На определенной стадии развития капитализму для его нормального функционирования становится нужен негативный противовес, который не из чего создать, кроме как из ребра-функции самого капитала. Так что джентльмен испытывает потребность в людоеде. Конечно, это опасная игра: людоед может быть «ласковым и нежным зверем» Пятницей; а может и таким, как император Бокасса. Но игра эта вытекает из логики, законов и потребностей капитализма, из несовпадения его субстанции и функции. К тому же капитализм — это вообще самая опасная (в также самая увлекательная, скоростная и прибыльная) за всю историю игра западного общества с Природой и другими обществами. Коммунизм — один из результатов этой игры: какой счет; сколько до финального свистка?