Колокол по Хэму - [29]

С равным успехом я мог оказаться в Колумбии или Мексике. Те же запахи пива и кухни из открытых окон, тряпки, сохнущие на веревках, старики на перекрестках, все те же дорожки, которые начинаются асфальтовым покрытием и превращаются в пыльные тропинки через двадцать шагов после того, как ответвились от шоссе. Маленький мальчик следил за мной, укрывшись в своем наблюдательном пункте в кроне невысокого дерева, нависшего над дорогой, и теперь он спрыгнул на шоссе и сломя голову бросился бежать, взметая босыми ступнями клубы пыли. Один из секретных агентов Хемингуэя? Я подумал, что, должно быть, так оно и есть.

Сан-Франциско де Паула был крохотным городком с кривыми улочками, и уже через несколько минут я оставил позади скопление хижин, шагая по единственной дороге, ведущей к вершине холма. Там виднелись несколько маленьких домов, но мальчишка направился к двум столбам, между которыми проходила более длинная дорога, ведущая к зданию большего размера. Я двинулся в ту же сторону.

Хемингуэй вышел мне навстречу. На нем были испанские сандалии, мятые шорты-бермуды и все та же пропотевшая „gayabera“, в которой он утром явился к послу. Под рубаху он надел толстый пояс, заткнув за него пистолет 6-мм калибра.

В правой руке он держал бокал, а левую ладонь положил на затылок юного следопыта.

– Muchas gracias, Santiago <Большое спасибо, Сантьяго (исп.).>, – сказал писатель. Он потрепал мальчонку по спине, и тот, благоговейно подняв на него глаза, ринулся мимо меня к городку. – Добро пожаловать, Лукас, – добавил Хемингуэй, как только я вошел в ворота.

Мы двинулись по пыльной дорожке к дому. Хемингуэй не предложил мне помочь с сумками. – Как тебе понравилась автобусная поездка?

– Местная экзотика, – ответил я.

Хемингуэй улыбнулся.

– Ага. Я и сам порой люблю на нем прокатиться.

Я посмотрел на писателя и поймал его взгляд.

Хемингуэй рассмеялся.

– Ладно, черт побери, ты прав. Я ни разу не ездил на этой колымаге. Но было бы неплохо попробовать.

Мы приблизились к главному входу в дом. У крыльца росло огромное дерево, затенявшее широкие ступени. Шероховатый ствол обвивали орхидеи, и я заметил, что его иссохшие корни кое-где приподняли плитки террасы. Дом представлял собой старую виллу, выстроенную из известняка, он был крепким и просторным, но рядом с деревом казался скромным и приземистым.

– Сюда, – сказал Хемингуэй, ведя меня вдоль стены. – Оставим твои вещи во флигеле для гостей, а потом я покажу тебе окрестности.

Мы обогнули дом по дорожке, вошли в ворота, ведущие в глубь поместья, прошагали по плиткам мимо плавательного бассейна и, войдя в тень манговых деревьев, платанов и королевских пальм, которые выстроились шеренгой в лучах палящего солнца, словно понурые часовые, остановились у маленького белого дощатого домика.

– Флигель для гостей, – сообщил Хемингуэй, распахивая низкую дверь и входя внутрь. – Эта комната служит штабом „Хитрого дела“. Спальня у заднего фасада.

В „штабе“ имелся длинный стол с расстеленной на нем большой картой Кубы – она была прижата витыми морскими раковинами и камнями – и стопкой картонных папок. Хемингуэй аккуратно открыл дверь в крохотную спальню и указал рукой с бокалом на низкий платяной шкаф. Я спрятал в нем свои сумки.

– Ты привез с собой оружие? – спросил писатель.

Утром он спрашивал, ношу ли я с собой оружие, и я ответил отрицательно. Теперь я вновь ответил тем же. И это была правда – накануне вечером я спрятал свои оба пистолета, 8-и 9-мм калибра, в явочном доме.

– Вот, – сказал Хемингуэй, вынимая пистолет из-за пояса и протягивая его мне рукоятью вперед.

– Спасибо, не надо, – отозвался я.

– Храни его в ящике прикроватной тумбочки, – сказал Хемингуэй, по-прежнему держа пистолет за ствол так, что дуло было направлено ему в живот.

– Спасибо, не надо, – повторил я.

Хемингуэй пожал плечами и вновь заткнул пистолет за ремень.

– Это тебе, – заявил он, подавая мне бокал.

Поколебавшись мгновение, я протянул руку, но прежде чем успел его взять, Хемингуэй поднял бокал, кивнул мне и выпил сам. Потом опять протянул бокал.

Я понял, что это нечто вроде ритуала. Взяв бокал, я выплеснул в рот остаток. Виски. Не самый лучший. От него у меня заслезились глаза. Я вернул бокал Хемингуэю. Было всего половина пятого вечера.

– Готов к экскурсии?

– Да, – ответил я и вслед за писателем вышел в относительную прохладу штаба „Хитрого дела“.

* * *

Экскурсия началась с колодца, в котором утопился человек.

Хемингуэй провел меня мимо теннисных кортов, плавательного бассейна и главного дома, потом мы прошли по саду и заросшему сорняками полю к маленькой, но густой бамбуковой рощице. В миниатюрных джунглях пряталось кольцо из камней с металлическим щитом. Судя по влажному воздуху вокруг и доносившимся из него промозглым запахам, колодец был старый.

– В прошлом году, – заговорил Хемингуэй, – бывший садовник поместья бросился в этот колодец и утонул. Его звали Педро. Старик Педро. Его нашли только четыре дня спустя. Один из слуг заметил стервятников, кружащих над колодцем. Неприятная история, Лукас. Как ты думаешь, почему он это сделал?

Я посмотрел на писателя. Он это серьезно? Или затеял еще какую-нибудь игру?