Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1960-е - [30]
— Обуяла.
Он был готов провалиться сквозь землю, заплакать от стыда. Даже зарыдать.
— Рассказывайте все, — сказал майор, умело подчеркнув голосом слово «все». — Все о своей личной жизни, о наклонностях… Быть может, это и смягчит вашу вину. Мы должны во всем разобраться — и наказать… Примерно наказать!
— Быть может, наваждение? Или провокация? — Петухов с надеждой посмотрел на майора.
— Возможно, возможно, — утешил майор.
И тогда Петухов принялся рассказывать: не хуже, чем Толстой, чем Руссо, он исповедовался Наганову.
Майор слушал долго и внимательно. Расспрашивал подробности интимной жизни, вникал в тонкости, переспрашивал, хмыкал, уточнял, ставил точки над «и».
Петухов махнул рукой на стыд и рассказывал без утайки: сколько раз в неделю, сколько раз случалось за ночь, в каких позициях и за сколько минут.
Наганов кивал, крутил головой, изредка выдавливал: «ну-ну», бросал: «ого!», кивал: «да-да», поощрительно чмокал, не забывая, однако, делать пометки в своем знаменитом блокноте.
Наконец исповедь Петухова была закончена. Майор сказал:
— Я зафиксировал данные. Следствие добьется истины.
И тут же вызвал старшину:
— Узелков! В третью камеру. К Титову.
— Е-го-ров? Лей-те-нант?
Это было слишком невероятно. Это было сверх всяких сил. Это было сверхъестественно. Но майор не верил в Бога, был чужд мистике, тем более — граничащей с порнографией. А потому, осознав, что речь идет именно о лейтенанте Егорове, он резко выкрикнул в ответ:
— Не может быть!
Из Управления милиции сообщили, что полчаса назад, в 10.30, лейтенант милиции Егоров, сотрудник уголовного розыска и непосредственный подчиненный майора Наганова, совершил преступную попытку изнасилования. И — кого? Пенсионерки-девственницы Щукиной, бывшей работницы библиотеки, 65 лет.
Майор не верил. Нет, никак не мог поверить своим розовым, видавшим всякие виды ушам.
— Не верю! — кричал он в телефонную трубку. — Не верю! Может быть, этот Егоров — не наш Егоров? В седьмом отделении тоже есть Егоров и тоже лейтенант.
— Этот, этот! Ваш Егоров. Не отпирайтесь, — злорадно кричали Наганову в ответ. — Мы проверили. Ваш он! Ваш!
Среди бела дня, вернее, в половине одиннадцатого утра, лейтенант Егоров подошел к пенсионерке Щукиной, попросив ее на минуточку задержаться. А затем, отведя ее в скверик, предпринял попытку изнасиловать.
Старушка звала на помощь. Лейтенант был в форме, и на первых порах никто к ним не подошел: думали, задерживает преступника. Потом любопытствующие окружили лейтенанта и Щукину. И, наконец, нашелся сообразительный человек и позвонил в милицию. Лейтенант Егоров был взят с поличным и доставлен в Управление, на предмет выяснения всех обстоятельств. За этими обстоятельствами и звонили Наганову.
Но Наганов не верил: ни своим ушам, ни даже Управлению милиции. Он, как родного сына, изучил лейтенанта Егорова. Он доверял ему самые рисковые дела. Совсем недавно лейтенант с блеском провел операцию по задержанию рецидивиста Фанатюка… И вдруг — насильник?
Кроме того — и это усиливало неверие майора, — лейтенант Егоров был счастливым мужем, имел диплом с отличием об окончании Лен. опершколы и сынишку двух с половиной лет. На кой ляд ему старушка-девственница? Да еще средь бела дня, в общественном месте? Нет, Егоров ни за что бы не решился на такую глупость…
…А когда майору позвонил постовой Угрюмов и сообщил, что только что на гражданку Мальцеву напал инвалид Бугров «на предмет покушения на женскую честь Мальцевой», Наганов окончательно понял: все половые происшествия во время его дежурства являются звеньями одной цепи, цепи преступной, хитроумно замаскированной. И нужно ее срочно распутывать, эту преступную цепь.
— Распуталась цепочка!
Майор Наганов облегченно вздохнул. Сумасшедший день дежурства причинил ему много хлопот. Но зато к концу его все преступники были надежно заперты в камеры. Ни один не ушел.
Титов, из сундука, сознался, что убил свою жену и пытался скрыть это пожаром. Впрочем, признание Титова не удивило майора. Наганов догадался о его вине сразу же. Ведь кто, кроме Титова, мог позвонить о пожаре по 01? Сам поджег, сам и позвонил.
Майор позвонил в Управление, чтобы убийцу поместили из КПЗ в ДПЗ.
«Посиди, дружок, — думал он, оформляя передачу в дом предварительного заключения. — Получишь не меньше червонца, голубчик… А то и пулю в лобик… Как суд решит. А он тебя, мерзавца, тунеядца, не помилует… Садист, сундучник, иждивенец».
С насильниками все было не так-то просто. Но и тут майору удалось распутать половой клубок, выяснив детально — и персонально! — зачем и почему были совершены посягательства на женское достоинство и честь.
Первый насильник, оказавшийся Одинцовым Николаем Павловичем, сотрудником конторы «Зеленлес», был отправлен в психбольницу как «застарело-сексуальный половой эротоман» (так было записано в протоколе). Его ждали пункции, а не тюремные санкции. Клава Белая, потерпевшая, останется ни с чем. Майор при этой мысли усмехнулся, но усилием воли пресек все дальнейшие мысли о Клаве Белой и ее расстегнутом насильником хозяйстве.
Инвалид Бугров и гражданка Мальцева помирились по-хорошему. Оказалось, что гражданка Мальцева уже давно обещала Бугрову любовь («побаловаться», говоря словами Мальцевой) и крик об изнасиловании подняла лишь потому, что не хотела ложиться на жесткую скамейку, а Бугров настаивал. В милиции их помирил майор, предварительно взяв штраф за нарушение общественного порядка и пригрозив статьей за хулиганство.
«Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь», — написал автор в 1960 году, а в 1996 году осознал, что эта книга уже написана, и она сложилась в «Империю в четырех измерениях». Каждое «измерение» — самостоятельная книга, но вместе они — цепь из двенадцати звеньев (по три текста в каждом томе). Связаны они не только автором, но временем и местом: «Первое измерение» это 1960-е годы, «Второе» — 1970-е, «Третье» — 1980-е, «Четвертое» — 1990-е.Первое измерение — «Аптекарский остров» дань малой родине писателя, Аптекарскому острову в Петербурге, именно отсюда он отсчитывает свои первые воспоминания, от первой блокадной зимы.«Аптекарский остров» — это одноименный цикл рассказов; «Дачная местность (Дубль)» — сложное целое: текст и рефлексия по поводу его написания; роман «Улетающий Монахов», герой которого проходит всю «эпопею мужских сезонов» — от мальчика до мужа.
Роман «Пушкинский дом» критики называют «эпохальной книгой», классикой русской литературы XX века. Законченный в 1971-м, он впервые увидел свет лишь в 1978-м — да и то не на родине писателя, а в США.А к российскому читателю впервые пришел только в 1989 году. И сразу стал культовой книгой целого поколения.
В «Нулевой том» вошли ранние, первые произведения Андрея Битова: повести «Одна страна» и «Путешествие к другу детства», рассказы (от коротких, времен Литературного объединения Ленинградского горного института, что посещал автор, до первого самостоятельного сборника), первый роман «Он – это я» и первые стихи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новый роман Андрея Битова состоит из нескольких глав, каждая из которых может быть прочитана как отдельное произведение. Эти тексты написал неизвестный иностранный автор Э. Тайрд-Боффин о еще менее известном авторе Урбино Ваноски, а Битов, воспроизводя по памяти давно потерянную книгу, просто «перевел ее как переводную картинку».Сам Битов считает: «Читатель волен отдать предпочтение тому или иному рассказу, но если он осилит все подряд и расслышит эхо, распространяющееся от предыдущему к следующему и от каждого к каждому, то он обнаружит и источник его, то есть прочтет и сам роман, а не набор историй».
В книгу включены повести разных лет, связанные размышлениями о роли человека в круге бытия, о постижении смысла жизни, творчества, самого себя.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Вторая книга из трех под общим названием «Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период)», посвященных 1960–1980-м годам XX века. Освобождение от «ценностей» советского общества формировало особую авторскую позицию: обращение к ценностям, репрессированным официальной культурой и в нравственной, и в эстетической сферах. В уникальных для литературы 1970-х гг. текстах отражен художественный опыт выживания в пустоте.Автор концепции издания — Б. И. Иванов.
Последняя книга из трех под общим названием «Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период)». Произведения, составляющие сборник, были написаны и напечатаны в сам- и тамиздате еще до перестройки, упреждая поток разоблачительной публицистики конца 1980-х. Их герои воспринимают проблемы бытия не сквозь призму идеологических предписаний, а в достоверности личного эмоционального опыта.Автор концепции издания — Б. И. Иванов.