Колизей. «Идущие на смерть» - [41]

– Неплохо, – одобрил идею император. – Совсем неплохо. Это и есть твои амазонки?

Они прошли вдоль строя, пожиравшего глазами высоких гостей. Мужчины – венаторы и бестиарии – не сводили глаз с Флавиев – символа власти величайшей Империи, а женщины любовались Севером и Каризианом – первыми красавцами Рима. В другое время сенатор, без сомнения, почувствовал бы себя на вершине блаженства, но сейчас ему было не до красоток. Быстрым взглядом он окинул выстроившихся девиц, высматривая гриву русых волос, но Луции среди них не было.

– Север, – прошептал он трагично, – ее здесь нет! Я умираю!

– Послушайте, ланиста, – бесцеремонно вклинился префект претория в многословный рассказ Федрины о достоинствах его венатрисс. – Насколько я знаю, у вас должна быть новая охотница – некая Луция, дочь сенатора Луция Нумиция. Но я ее не вижу. Где она?

Неожиданно Федрина не то что побледнел, а стал серо-зеленым, точно посыпанная пылью трава.

– Видите ли, – пробормотал он осипшим голосом, – ее здесь нет.

– Так где же девушка? Что ее нет, это мы и без тебя видим! – не выдержал пытки неизвестностью Каризиан, перед глазами которого тут же поплыли сцены смерти Луции одна ужаснее другой. Бедный сенатор с младых ногтей отличался невероятной мнительностью и богатым воображением – сочетание не из самых приятных.

– Она… э-э-э-э… наказана, – совсем пожух ланиста, мечтая провалиться в царство Плутона.

– Что значит «наказана»? За что?

Казалось, что Федрина сейчас расплачется. Какие фурии помутили его разум, когда он сегодня с утра решил в назидательных целях заковать сенаторскую дочь вместе с ее рыжей приятельницей в колодки на целый день?! Конечно, точных доказательств у него не было, но один из рабов видел, как кто-то промелькнул у женских комнат в тот момент, когда поднялась тревога, а кроме бывшей патрицианки, ни у кого не было причин рисковать жизнью ради облегчения страданий распятого гладиатора. Но девица совсем недавно поступила в школу и, по донесению Нарцисса, не умела обращаться с оружием, значит, ей кто-то помог. А никого подходящего, кроме рыжей гладиатриссы, здесь нет. Следовательно, они должны быть наказаны в назидание остальным. Пусть еще скажут спасибо, что он не велел запороть их до смерти. Но как все это расскажешь Цезарю и его свите? Тем более что сенатор Каризиан так нервно реагирует на его слова. Похоже, что их взаимовыгодному сотрудничеству пришел конец. Судя по виду, парень готов его растерзать.

– Она… э-э-э… в карцере… За неповиновение моим приказам и помощь приговоренному к распятию рабу.

– Это справедливо, – быстро проговорил Домициан, не давая высказаться венценосному брату. – Рабов надо держать в повиновении, тем более умеющих обращаться с оружием. В сердце Рима еще кровоточит рана, нанесенная Спартаком. Искры бунта надо тушить, пока не занялось пламя.

– Вы блестяще знаете историю, Домициан, – чуть склонил голову Север, внимательно разглядывавший строй венатрисс. – И вы, как всегда, правы, но, может быть, ланиста будет так любезен и позволит нам осмотреть карцер?

Говоря так, он будто случайно встал на ногу приятелю, не дав Каризиану вступить в спор с императорским братом.

– Что вы, что вы, конечно… – залепетал Федрина и сам быстро засеменил впереди процессии, показывая дорогу к школьной тюрьме, находящейся в дальнем углу внутреннего дворика, рядом с оружейной и школьным зверинцем. Перед ним мчался Фламм, судорожно ища нужный ключ в увесистой связке, отобранной у начальника школьной охраны.

– Кстати, милейший, – поинтересовался вдруг префект претория, пересекая вслед за ланистой двор, – я не увидел еще одного человека. Мне говорили, что у тебя должна быть гладиатрисса, которую я не так давно видел в Путеолах. Или она тоже в карцере сидит?

Трясущийся Федрина окончательно превратился в выброшенную на берег медузу и что-то заблеял себе под нос.

Каризиан и Север изумленно переглянулись.

– Что, я оказался прав?!

В этот момент они достигли конечной цели путешествия, и Федрина получил возможность оттянуть ответ, сделав вид, что помогает Фламму отпирать запор. Дверь, чуть скрипнув, распахнулась, и группа богато одетых мужчин вошла в холодную пустую комнату, посредине которой стояли деревянные колодки, зажавшие ноги двух молодых женщин. Одна из них, чьи русые волосы имели странный зеленоватый отлив, с трудом подняла голову, показав вошедшим измученное лицо. Вторая, с волосами цвета степного пожара, сидела с широко распахнутыми глазами, взгляд которых ничего не выражал. Похоже, она была очень далеко от обшарпанных стен карцера, холодного каменного пола, тяжелой колоды, в которой давно уже онемели ноги, и этих богатых господ, пришедших поглядеть на них, как на животных в зверинце.

– Великие боги! – ахнул Каризиан, невзирая на предупреждающие взгляды приятеля. – Да ты просто живодер! Да я тебе…

Одним прыжком покрыв разделявшее их расстояние, он подскочил к Федрине и, вцепившись в его одежду, стал трясти несчастного изо всех сил. Голова ланисты болталась из стороны в сторону, словно он усиленно соглашался со всеми оскорблениями, которыми осыпал его вышедший из себя сенатор. Растерявшийся Фламм стоял рядом, не зная, помочь ли хозяину или благоразумно дождаться, пока Каризиан выдохнется. Но тот вошел в такой раж, что Северу с трудом удалось оторвать раскрасневшегося друга от его жертвы и оттащить на безопасное расстояние.