Колесо Фортуны - [41]

— Несомненно!

— Может быть, у вас уже есть план?

— Нет, мадам. Планы нельзя придумывать заранее, они должны возникать из обстановки. Один человек в чужой стране не может по своей воле управлять событиями. Он может лишь воспользоваться ими. Вы позволите задать вам один вопрос? Почему герцог Шуазель не поручит этого нашему послу в Санкт-Петербурге?

— Барону Бретэлю? Он глуп, как табурет. И наши дипломаты там бессильны. Чего нам стоило восстановить отношения с Россией после злосчастной высылки де ла Шетарди! Он был настолько наивен или глуп, что полагал, будто "черный кабинет" есть лишь у Бертье. Но полиция русских не менее любознательна, и она так же старательно читает дипломатическую почту. Когда Бестужев показал императрице Елизавете, что Шетарди наболтал о ней в своих письмах, его просто выгнали… под конвоем.

С тех пор русские так настороженно, даже предубежденно следят за нашим посольством, что оно с грехом пополам выполняет официальные обязанности. При первой попытке вмешаться во внутренние дела его уличат или сами русские, или шпионы Фридриха. Если Париж переполнен ими, можно представить, сколько их в России.

Нет, граф, наши дипломаты ничего не могут и не должны ни о чем подозревать.

— Тем лучше, мадам. Одно опасение. Его величество считает себя великим дипломатом и время от времени возобновляет свою игру в le secret du roi [52]: одновременно поручает одно и то же дело нескольким людям и чаще всего авантюристам. Посланный им Казакова очень мешал мне в Гааге и едва не провалил переговоры с генералом Йорком. Как бы в Петербурге опять не оказался какой-нибудь болван, вроде переодетого женщиной шевалье д'Эона, который стал чтицей у Елизаветы. Быть может, сегодня его величество потому так пространно и обсуждал работу своего желудка, чтобы не говорить о деле и предпринять что-то помимо вас и Шуазеля?

— Можете быть уверены, граф, я этого не допущу!

Король иногда пытается хитрить и со мной, но хотя все его внимание поглощено женщинами, он так и не научился их понимать… Петербург — это слишком серьезно, чтобы вести там любительскую игру с переодеваниями и прочим театральным вздором. У вас трудная миссия, граф, поэтому я не стану осложнять ее мелочными условиями. Если будет невозможен дальнейший союз России с Францией, пусть хотя бы не возникнет союз России с Пруссией. Пусть прусский волк сторожит русского медведя, а медведь опасается волка… Россия все ближе подбирается к Черному морю, потом она захочет пробраться и в Средиземное. Этого допустить нельзя. И если у нее в тылу будет щелкать зубами прусский волк, она перестанет теснить Блистательную Порту.

— Рано или поздно, это произойдет, — сказал граф.

— Пусть, но как можно позже. Полного разгрома Порты мы не допустим никогда — Средиземное море останется нашим морем. От этого слишком многое зависит… Быть может, граф, вам следует появиться под личиной гонимого? Об этом позаботится Бертье.

— Начальник полиции?

— Почему это вас удивляет? Если он не умеет ловить врагов Франции, пусть хотя бы научится создавать их.

Если вы явитесь в Россию как изгнанник, беглец, вам будут больше доверять, труднее будет разгадать ваши действительные намерения. Если не сумеет Бертье, кое на что в этом- смысле гожусь и я.

— О да!

— Что-то вы слишком горячо подтверждаете. Вы считаете меня интриганкой?

— На вашем уровне, мадам, уже нет интриг, есть только политика. Нет, мне не нужен венец страдальца и гонимого. Чем меньше шума будет вокруг моего имени, тем лучше. И так чего только обо мне не наплели: картежник, шпион и бонвиван, знаток каббалы и магистр оккультных наук, не то фокусник, не то маг, а может быть, сам Агасфер…

— Наверно, дым не без огня… — улыбнулась маркиза. — Если бы ко всему вы были еще и алхимиком, умели делать золото! Для многих политиков звон золотых монет — самая привлекательная музыка, а мы сейчас не в состоянии снабдить вас достаточными средствами, чтобы вы могли употребить их по своему усмотрению…

— Пусть русские сами подкупают друг друга, если это понадобится, я никого подкупать не собираюсь, так как не доверяю подкупленным. Если человека можно подкупить, его можно и перекупить, дав больше-.

— Как вы будете сообщаться с нами?

— Никак, мадам. Вы сами напомнили о Шетарди и любознательности полиции. А любой курьер надежен не более, чем письмо. Вам придется полностью положиться на меня. О том, что произойдет, вы узнаете и так — из газет, донесений посла.

— И еще, граф… Раз уж вы поедете так далеко, быть может, вы посетите и Польшу? Это странное королевство, которое называет себя республикой… — я никогда не могла его понять. Страна, в которой любой дворянин считает, что он не хуже короля, а король значит не больше, чем захудалый дворянин. Впрочем, что и может значить король, если он занят только едой и охотой?

А теперь, говорят, он ленится даже ездить на охоту и только стреляет в бездомных собак, которых для этого сгоняют под окна его дворца… Когда-то Польша лицом была обращена на Запад, а оружие направляла на Восток, была щитом Европы от диких орд. Но уже давно она ничего не может дать Европе…