Колесо Фортуны - [3]
Это было к лучшему — значит, человек знал свою меру.
Рабочий день пропал. Поначалу Иван Опанасович и Головань огорчались, но после трех стопок махнули рукой — враз на два стула не сядешь, на двух свадьбах не погуляешь, — а тут бросить нельзя: можно сказать, государственное дело, международные контакты. Секретарю Чугуновского райисполкома и вовсе нечего было огорчаться: он выполнял данное ему поручение, а главное — избавлялся наконец от надоевшего иностранца и рассчитывал, как только жара спадет, отправиться домой.
Уехать ему удалось лишь поздно ночью. После обеда Иван Опанасович и Головань посидели немного для приличия и поднялись уходить — день угасал.
— No! No! — закричал мистер Ган. — Тепер… да?
Тепер нада… река, ривер… Как это? Campfire… Костьер, да?.. Самовар and song… Песня. Yes? — и вдруг запел: — "У самовара йя и мойя Маш-ша…"
"Ишь ты, — удивился про себя Иван Опанасович, — и это знает…"
Сам Иван Опанасович слышал песню о Маше и самоваре еще до войны, когда был пацаном.
— Само-вар it's very good![4] — долдонил свое мистер Ган.
— Да поздно уже, — сказал Головань. — И где его взять, тот самовар?
Иван Опанасович и он, если уж пили, так не чай, в крайности — молоко, и самоваров в домах у них не было.
Призвали на совет Власовну. Став у притолоки, она пригорюнилась, подумала и сказала:
— Сроду они у нас были, самовары? Мы воду в кастрюлях, макитрах кипятим. Нету в Ганышах самовара.
Вот разве у Харлампия. У того был — он любит вареную воду хлебать.
— Какого Харлампия?
— Да у мужа Катриного, у деда Харлампия, что в лесничестве.
Возить самовар сюда-обратно, а главное, таскаться с ним вверх-вниз по крутой скале удовольствие маленькое.
Решили ехать все вместе, не за самоваром, а к нему. Там на низком бережку и место можно выбрать получше.
Погрузили весь нужный припас в машину и отправились к Харлампию.
Дед сидел на завалинке и в угасающем вечернем свете читал газету. Выслушав Ивана Опанасовича, он вприщурку посмотрел на американца, оставшегося в машине.
— Так раньше только баре да купцы ездили скрозь самовар на природу любоваться. Хотя, правду сказать, самовар — самоваром, а налегали больше на водочку…
— Этого добра там тоже хватает, — сказал Иван Опанасович, махнув рукой в сторону машины.
Дед крякнул и заметно оживился.
— Самовар имеется, самовар налицо, только без Катри нельзя, она всему имуществу командир.
Катря появилась в дверях, и лицо ее не предвещало ничего хорошего. Не дослушав Ивана Опанасовича, она без обиняков сообщила, что все они посказились [5]. Люди добрые, которые делом заняты и работящие, спать ложатся, а их, бездельников, на ночь глядя, черти на реку несут. Чего доброго, и ее лайдак, бесстыжие его очи, вместе с ними ладится…
— Не, Катря, — поспешно сказал дед Харлампий, — я не поеду. Не поеду, и все! Не хочу!
Он хорошо знал, что делал, — Катря взвилась.
А кто его спрашивает, чего он хочет или не хочет?
Кто будет отвечать, если эти шалопуты самовар распаяют? Они его будут лудить, что ли? Раньше хоть цыгане лудильщики были, а теперь что? Его стариковскими соплями лудить? Поедет без всяких разговоров и пускай смотрит, а если что, она этот клятый самовар самолично разобьет об его лысую голову… А это еще что за пугало огородное?
Привлеченный шумной беседой, мистер Ган выкарабкался из "козла", подошел и, покачиваясь, с любопытством уставился на бушующую Катрю.
Вот такой у них американец? Пускай лучше ей не брешут, все одно не поверит! Да у нас такие голодранцы раньше под церквей с протянутой рукой стояли… А если он богатый, так какого черта, прости господи, босяка из себя строит? Ишь выпучил зенки, вроде и человек, а сам, как баран, ничего не понимает…
Мистер Ган невпопад радостно осклабился и закивал.
— Ишь оскалился — рад-радешенек… А чему радоваться? Шильями их там в зад колют, что ли, чего их сюда нелегкая несет? Мало своих шалопутов, бездельников шатается, теперь еще американцы заявились…
Дед Харлампий проскользнул мимо ругающейся супруги в хату, вынес самовар.
— Воды-то припасем? — спросил он председателя колхоза.
— Так, а зачем? К реке поедем…
— Теперь из той реки только коровам пить…
Дед проворно вытащил из колодца бадейку свежей воды, налил доверху самовар, отчего блестящие латунные бока его сразу запотели, заслезились.
— Good-bye, my fair lady! [6] — сказал американец тетке Катре, сделал ручкой и выхватил у деда самовар.
— Куда? Уронишь, окаянный! — закричала тетка Катря.
Дед попытался отобрать самовар, но пальцы американца оказались железными, он легко отстранил деда и на вытянутых руках понес самовар к машине.
— Осподи! Самое главное чуть не забыл! — спохватился дед, метнулся в сени и вынес мятый порыжелый отопок сапога.
— Это зачем? — спросил секретарь исполкома.
— При самоваре самый главный инструмент! — умащиваясь в машине, сказал дед. — В трубу-то что, из-под носу фукать будешь? Так он до ночи не закипит, а скрозь сапог — в два счета… Ты гляди-ка, понимает! — удивился он, оглянувшись на мистера Гана. Тот поместил самовар между коленями, но не поставил на пол, отчего на ходу расплескалась бы половина воды, а держал за ручки на весу.
До сих пор «Сирота» и «Жесткая проба» издавались отдельно как самостоятельные повести и печатались в сокращенном, так называемом «журнальном» варианте. Между тем обе эти повести были задуманы и написаны как единое целое — роман о юных годах Алексея Горбачева, о его друзьях и недругах. Теперь этот роман издается полностью под общим первоначальным названием «Горе одному».
Повести Николая Ивановича Дубова населяют многие люди — добрые и злые, умные и глупые, веселые и хмурые, любящие свое дело и бездельники, люди, проявляющие сердечную заботу о других и думающие только о себе и своем благополучии. Они все изображены с большим мастерством и яркостью. И все же автор больше всего любит писать о людях активных, не позволяющих себе спокойно пройти мимо зла. Мужественные в жизни, верные в дружбе, принципиальные, непримиримые в борьбе с несправедливостью, с бесхозяйственным отношением к природе — таковы главные персонажи этих повестей.Кроме публикуемых в этой книге «Мальчика у моря», «Неба с овчинку» и «Огней на реке», Николай Дубов написал для детей увлекательные повести: «На краю земли», «Сирота», «Жесткая проба».
Повесть о подростке из приморского поселка, о трагедии его семьи, где отец, слабый, безвольный человек, горький пьяница, теряет зрение и становится инвалидом. Знакомство и дружба с ярким благородным взрослым человеком обогащает мальчика духовно, он потянулся к знаниям, к культуре, по чувство долга, родившееся в его душе, не позволило ему покинуть семью, оставить без опоры беспомощного отца.
Повести Николая Ивановича Дубова населяют многие люди - добрые и злые, умные и глупые, веселые и хмурые, любящие свое дело и бездельники, люди, проявляющие сердечную заботу о других и думающие только о себе и своем благополучии. Они все изображены с большим мастерством и яркостью. И все же автор больше всего любит писать о людях активных, не позволяющих себе спокойно пройти мимо зла. Мужественные в жизни, верные в дружбе, принципиальные, непримиримые в борьбе с несправедливостью, с бесхозяйственным отношением к природе - таковы главные персонажи этих повестей.
Во второй том Собрания сочинений вошел роман в 2-х книгах «Горе одному». Первая книга романа «Сирота» о трудном детстве паренька Алексея Горбачева, который потерял в Великую Отечественную войну родителей и оказался в Детском доме. Вторая книга «Жесткая проба» рассказывает о рабочей судьбе героя на большом заводе, где Алексею Горбачеву пришлось не только выдержать экзамен на мастерство, но и пройти испытание на стойкость жизненных позиций.
Кто из вас не мечтает о великих открытиях, которые могли бы удивить мир? О них мечтали и герои повести "На краю земли" - четверо друзей из далекого алтайского села.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.