Колесо Фортуны - [23]

"А я считаю!.."

А девочки — тоненькие, большеглазые, неуклюжие, смешные девочки, с каким радостным изумлением всматриваются они в предстоящий им мир, который обязательно, непременно должен принести им счастье, — и в предвкушении его они однажды внезапно превращаются в прекрасных и неповторимых… Ну как же им поверить в наставления теток, мам и соседок, если те уже такие старые и совсем другие? Счастье не может, не должно быть одинаковым! С какой надеждой и доверчивостью они ждут своего, еще никогда не бывалого счастья…

Что ж, и мальчикам случается заблудиться в поисках и борениях, и девочки, бывает, не находят вовсе или получают не такое счастье, какое им грезилось и какого они заслуживают… Не оступаются только стоящие на одном месте.

Конечно, они не безупречны, эти мальчики и девочки, нам не нравится в них и то, и это… Но не следует впадать в крайности. В общем, они нисколько не хуже нас. Ведь и мы совсем не такие, какими хотели видеть нас наши родители, и — будем честными — далеко не такие, какими хотели бы видеть нас наши дети да и мы сами. Мы многое обещали им и себе, однако не все сумели и смогли сделать. И не потому, что мы из роду вон, наше поколение хуже, чем другие. Ни одно поколение не бывает хуже предшествующих. Просто каждое поколение замахивается на большее, чем может сделать. Так было у наших отцов, так было у нас, так будет и у них, нынешних детей. В этом природа человека — желать и добиваться больше того, что необходимо лишь для поддержания жизни.

Так шагайте смелее, мальчики и девочки, становитесь лучше, чем мы, и вы сможете больше, чем мы!

Если принять в соображение все вышесказанное, станет понятной ошибка, которую совершил Иван Опанасович. Поручая Сашку и его товарищам наблюдение за американцем, а потом отменяя свою просьбу и запрещая проявлять какую бы то ни было инициативу, он не учел решающего обстоятельства. Ни один нормальный пацан по самой своей природе не может остаться безучастным наблюдателем, когда происходит какая-то заваруха, и верхом наивности было ожидать, что запрет подействует и ребята, сложа ручки, будут из-за плетней и заборов наблюдать происходящее, довольствоваться той скудной, невразумительной информацией, которой их удостаивают взрослые.

Юка горячо настаивала на том, что следует самим выследить таинственных копальщиков, поймать их, а тогда уж идти к председателю. Толя молчал, а Сашко, подумав, сказал:

— То бы добре… Только кто кого поймает? Так набьют, что рачки лазать будешь.

— Как это набьют? — возмутилась Юка. — Какое они имеют право?

— Ну, право!.. — Сашко лучше знал местные нравы. — Сначала побьют, а права потом будут спрашивать… Нет, надо идти до председателя.

У Ивана Опанасовича засосало под ложечкой, когда он увидел входящих в кабинет Юку, Толю и Сашка. До сих пор каждое их появление не предвещало ничего хорошего.

— Что скажете? — настороженно спросил он.

— Мы насчет тех развалин, — сказал Сашко. — Вы, мабуть, слыхали.

— Слыхал, — махнул рукой Иван Опанасович. — Разнесли ту дурость по всему селу. Как малые дети сказками тешатся.

— Не, дядько Иван, не сказки — там копать начали.

— Что копать?

— Ямы. Здоровые. Мне вот так будет. — Сашко провел рукой по плечам.

— А кто копает?

— Не знаю. Я целый день в кустах сторожил — никого не было. Ночью копают. Может, тот американец?

— Нет, — сказал Иван Опанасович. — Бабиченко говорит, он ночью головы не поднимает — храпит так, что весь дом трясется. Если б в комнате спал — через окно можно уйти. А ему краской там воняет, что ли, вытащил койку во двор и всю ночь у Бабиченки перед глазами…

Где ж их копают, те ямы?

— А внутри. Прямо под стеной.

— Ах, черт!.. — Иван Опанасович с досадой пристукнул кулаком по столу. — Ну что за народ?! Ведь завалится стена к чертовой матери и того дурака придавит, как муху.

— Может быть, — сказал Толя, — может, написать объявление? Даже несколько. Объяснить, что там ничего нет, копать бессмысленно и опасно — стена может обрушиться.

— Не, — сказал Сашко, — то еще хуже. Подумают — для отвода глаз, еще больше копать начнут.

— То верно, — кивнул Иван Опанасович. — Привыкли у нас понимать наоборот… Чего доброго, все кинутся вчерашний день откапывать…

— А еще, — сказал Сашко, — сегодня утром на машине двое приезжали и чего-то там делали. Может, тоже какие иностранцы? Один вроде как обыкновенный, а второй в черных очках и вот с такой бородой… Весь заросший.

— Ну?

— Обошли всю домину. Потом первый взял лопатку, ковырнул у самой стенки снаружи и в середке, постучал по кирпичам, потом достал книжечку и что-то стал записывать. Я подошел и говорю: "Дяденьки, чего вы тут делаете? Без спросу не положено…" Так тот, первый, даже не посмотрел, а который с бородой, тот говорит:

"А ты что за спрос? Давай мотай отсюда, пока по шее не схлопотал…"

— Не, — решительно сказал Иван Опанасович, — то не иностранцы. Раз лаются, значит, свои. Имеют право.

— Как это имеют право? — возмутилась Юка. — Никто по закону не имеет права ругаться!

— Ну, по закону, конечно, — поморщился на ее непонятливость Иван Опанасович. — Дело не в том. Если права и не имеют, а ведут себя нахально, значит, свои.