— Что за черт? — выкрикнул Старик. — Вы там, наверху, сидели с женщинами!
— Да, они играли в прятки с «охотниками за головами»! — крикнул в ответ Штеге.
Порта и Малыш наткнулись на троих русских, Которые после короткой стычки сдались.
Один из них, сержант, сказал с чувством:
— Проклятая война!
— Не знал этого раньше? — ответил Порта. — Нам это давно известно.
— Проклятье, — выругался Легионер и побежал, сгибаясь под тяжестью пулемета. Вокруг него засвистели пули.
Грете неожиданно вскрикнула. Из раны в горле у нее хлынула толстая струя крови.
Малыш обернулся.
— Проглотила что-то несъедобное.
Он схватил Труде, вскинул на плечо и побежал, поднимая пыль громадными сапожищами.
— Quel malheur![78] — выругался Легионер и принялся взбираться, как обезьяна, на обрыв, который почти вертикально высился над лагерем отдыха.
Русские ринулись вперед с неистовыми криками: «Ура!»
Порта был на полпути к обрыву; он поддерживал раненого, ему помогал эсэсовец. Огонь русских вынудил их бросить этого человека. Он с глухим стуком шлепнулся на дорогу.
Штеге и я палили из ручных пулеметов, не подпуская противника, пока Легионер устанавливал на обрыве крупнокалиберный пулемет.
Казалось, прошла целая вечность, пока мы не услышали наверху злобный стук: Легионер выпустил по русским первую очередь.
Штеге поднялся. Пока он влезал на обрыв, я получил сильнейший удар в живот. В глазах у меня потемнело, я почувствовал, что падаю в бездонную пропасть. Увидел, как Малыш передал Труде Порте. Потом все исчезло.
Когда пришел в себя, все тело терзала невыносимая боль. Наверное, я кричал.
Взрывались гранаты. Пули летали разозленными осами. Шипел, изрыгая красную струю, огнемет. По барабанным перепонкам били крики и вопли.
Надо мной нагнулся перемазанный кровью и пылью Старик. Взвалил меня на плечо, как мешок муки, и с помощью Малыша побежал к обрыву.
В меня попала еще одна пуля. «Пробито легкое», — пронеслось в голове. И мне показалось, что вот-вот я задохнусь.
КОНЕЦ
