Колечко - [2]

Она с удивлением посмотрела на меня.

— Вы не богаты, продолжал я, — и эти деньги…

— Мы не просим милостыни, — отвечала она твердо, с гордостью.

— Благородно, — заметил я моему рассказчику. — Будь это в Париже, вас бы приняли за англичанина или мота, и магазинщица очень хладнокровно сказала бы вам: merci; тогда как эта… Но продолжайте.

— Я не находил, однако же, ничего благородного в этой выходке; я был обижен. «Так сходите за сдачей», — сказал я холодно.

Она вышла.

Через пять минут принесла она сдачи.

— Отчего же, — спросил я, — муж ваш не торгует сам?

— Я не замужем.

— Очень рад. Прощайте!

И я вышел с досадою, но, несмотря на дождь, тихо побрел к моим знакомым, оглядываясь ежеминутно назад.

На другой день, рано утром, я отправился в знакомую лавочку.

Несмотря на утро, в лавочке был уже покупатель, какой-то лакей в шинели. Магазинщица о чем-то с ним спорила, и в жару спора не заметила моего прихода.

— Нет, милочка, — говорил лакей, — уж ты, того, много запрашиваешь… Как за простую трубку три гривенника. Гривенник — хочешь… бери.

— Себе дороже стоит!..

— …Полно, пташка!.. Дорого? Да я за гривенник не только трубку…

Он не кончил фразы, и был за дверью.

— Аннушка! — раздался дребезжащий голос в другой комнате.

— Иду, маменька, — отвечала она, и, слегка поклонившись мне, упорхнула из лавки.

Прошел месяц, другой. Я часто заходил в лавочку, и каждый раз девушка более и более меня очаровывала. Прошло лето, настала осень. Погода…

— Бога ради, не говорите о погоде — я знаю, что вы хотите сказать. О петербургской погоде даже говорить тяжело.

— Раз вечером я решился объясниться с нею…

— С погодою?

— Нет, с Аннушкою.

— Это любопытно…

Я вошел в лавку. Она ласково поклонилась мне. Я сел у прилавка; она, стоя за прилавком, что-то шила… Да — я забыл вам сказать, что со времени нашего знакомства она одевалась получше и даже с некоторою изысканностью.

Долго сидел я молча. Наступила решительная минута, думал я: что-то будет. Сердце мое робко сжалось. Наконец, собравшись с духом, я тихо начал:

— Неужели вы думаете, что мои визиты не имеют другой цели, кроме покупок?

— Не знаю.

— Выслушайте меня. Я люблю вас, как никого не любил и не буду любить. Я видел много светских кукол — но нигде не находил столько благородства, прелести, как в вас.

Щечки ее зарделись румянцем и она пристально смотрела на меня. Дрожь страсти пробегала по всему моему телу, тысячи колокольчиков раздавались в ушах.

— Я люблю тебя, — повторил я в забытье. — Требуй, чего ты хочешь от меня.

— Исполните ли вы мою просьбу?

— Клянусь всем на свете.

В это время порывистый ветер пробежал по улице; дождь с новою силою забарабанил по стеклам.

— Я прошу вас прекратить ваши посещения, — сказала она.

— Как? — вскричал я.

— К чему они поведут? Если вы точно меня любите, то, вероятно, не захотите погубить меня. Быть женою вашею я не могу, стало быть, напрасная страсть ваша была бы вам постоянным терзанием. Вы любите меня — и я…. я тоже люблю вас.

— О! Сколько счастия!

— Да, я тоже полюбила вас. Вы видите, я откровенна, — и все-таки прошу вас не приходить больше.

Я подумал и сказал с отчаянием:

— Правда! Прощай же, будь счастлива; мы никогда не увидимся! Но я сохраню всю жизнь мою память о тебе, милая, честная, благородная девушка.

Я хотел броситься из лавочки.

— Будьте на углу улицы — я сейчас приду!

Я выбежал. Холодный ливень освежил меня. Жадно глотал я крупные капли дождя. Дойдя до угла, я прислонился к стене. На улице было темно. По Садовой несся стук экипажей, где-то на дворе выла собака. Я стоял; колени мои дрожали, казалось, каленые молоты стучали в моей голове.

Наконец раздались шаги… Это была она…

Я не в силах рассказывать вам нашего прощания.

На этот мизинец она надела мне свое золотое колечко, единственную дорогую вещь, которая была у нее. Вот как оно мне досталось.

Рассказчик замолчал. Я заметил, что впалые щеки его были влажны. Игра кончилась. Ночь была морозная, светлая; лучи ясного месяца дробились в узорах на стеклах, оконницы сверкали, как вычеканенные из серебра.

— Пора домой. Конец моей истории я доскажу вам в другой раз, — сказал незнакомец.

Мы распрощались.

Через неделю мы опять сошлись в том же самом доме. Знакомый незнакомец мой исполнил свое обещание.

— Я, право, не знаю, с какой стати рассказываю вам мою историю, — начал он, — она вас мало интересует. Что касается до меня — таков мой характер: я готов открыть задушевные мои тайны человеку, которого вижу в первый раз. У меня нет друзей, или, лучше, мне все друзья — я со всеми откровенен. Я люблю всех и дружен со всеми.

Я продолжаю мой роман.

Мы расстались. Сначала страсть долго меня мучила, но, желая ее истребить, я стал искать противоядия — другую страсть, которая бы уничтожила первую. Я пристрастился к картам.

Я играл — не всегда счастливо: иногда возвращался домой с бумажником, полным радужных ассигнаций, или с пригоршнями золота, — а часто с тысячью-другой долга. Но эти ощущения, эта моральная пытка меня радовала.

Прошел 1831-й год. Настала холера.

Иногда случалось мне проходить мимо табачной лавочки. Что-то тянуло меня туда; я подходил к дверям; но одного взгляда на колечко было достаточно, чтобы переломить себя, и я отходил от дверей.