Колдовство королевы - [3]

Трижды они замечали папирийские фрегаты под флагом с черепахой – эмблемой Линкона, – патрулирующие побережье Альмиры. Линкон Поммол считал, что Эшлин погибла, поэтому использовал захваченные корабли для устрашения мелких баронов Атласского побережья. Чтобы не нарваться на неприятности, беглецам пришлось углубиться в хаос Надломленного полуострова. Так называемый полуостров на самом деле был архипелагом: мелкие островки, соединенные сетью извилистых узких проливов, где стремительное течение грозило разбить судно об острые подводные камни или выбросить на мель. Если путники заплывали слишком далеко в лабиринт внутренних островов, то потом тратили несколько дней, чтобы выбраться в открытое море.

Самка серокрылого кочевника все время кружила над ними. Не опускалась на землю. Не меняла курса.

– Интересно, и сколько он будет вот так летать? Ну, без отдыха? – спросил Фельгор, разглядывая серебристо-серого дракона.

– Я же тебе говорила, это не он, а она, – откликнулась Эшлин, сидя на корме и угольком набрасывая очертания драконихи на обрывке парусины. – Из всех драконов Терры кочевники совершают самые длинные перелеты и могут оставаться в воздухе целый месяц.

– А вдруг она проголодается? – не унимался Фельгор.

– Не волнуйся, – сказал Бершад, – если и проголодается, то не скоро. Она сожрала половину туши красноголова.

Он не понимал, каким образом чувствует сытость драконихи. Серокрылая кочевница с туго набитым брюхом кружила в небе, а нутро Бершада ощущало эту тяжесть.

– Дракон следует за нами по всему Надломленному полуострову, как мальчишка-оборванец за тележкой с сосисками, надеясь поживиться лакомым кусочком. По-твоему, это нормально? – спросил Фельгор.

Эшлин отложила уголек и потянулась, разминая затекшие обнаженные плечи, что тут же привлекло внимание папирийских моряков. Битва в Незатопимой Гавани оставила на коже Эшлин темно-синие шрамы, зубчатыми зигзагами тянувшиеся по кровеносным сосудам, начиная с правого запястья, по всей руке и по груди.

– Нет, это очень необычно, – сказала она.

Бершад поднес руку ко лбу, защищая глаза от яркого солнечного света, и тоже взглянул на дракониху. Она парила на потоке восточного ветра, широко раскинув крылья, так что перепонки сверкали под лучами полуденного солнца.

– В последнее время ничего обычного вообще не происходит, – сказал Бершад.

По правде говоря, он не воспринимал постоянное присутствие серокрылой кочевницы как что-то странное. Куда удивительнее было то, что ему совершенно не досаждал зуд в костях, который еще недавно возникал при приближении любого дракона. Вместо этого кровь в жилах драконьера и драконихи словно бы пульсировала в унисон, и эта объединяющая связь была очень прочной: Бершад чувствовал какой-то едва уловимый толчок всякий раз, когда серокрылая кочевница взлетала повыше, опускалась к морю, отлетала подальше или приближалась.

Бершад не мог объяснить, почему это происходит. Однако же он давно привык к тому, что с ним случаются необъяснимые вещи, и оставлял без внимания скрытый в них смысл.

– Уж не знаю, обычно оно или нет, но дракониха распугала всю рыбу. – Капитан Джаку закрепил штурвал потертой кожаной веревкой и подошел к Бершаду. – Тут всегда ловились тунец и марлин, легче легкого. Цапле и то сложнее таскать лягушек из пруда. А из-за этой драконихи вся рыба улепетнула куда подальше. Похоже, придется до самого дома глодать сухари.

– А долго нам еще? – спросил Фельгор, почесывая ухо. – Потому что эти ваши сухари нарушают нормальную работу кишечника. Я уж и не помню, когда в последний раз толком просрался.

Джаку сплюнул за борт.

– Если мы и дальше будем шастать по этому Поломанному Сральнику, а ваш черепаший барон будет нам жопу щекотать, то еще месяц проваландаемся, не меньше.

– Целый месяц? – протянул Фельгор. – Значит, я больше никогда в жизни не просрусь, спаси и сохрани меня Этернита! Между прочим, запор очень вреден для здоровья. У меня был приятель в Бурз-аль-дуне, так он однажды стащил на причале здоровенный ящик хурмы и трескал ее каждый день, пока всю не сожрал. А потом три недели посрать не мог, так что угодил в…

– О боги, Фельгор, будет тебе рыба! – не выдержал Бершад. – Только заткнись.

Он посмотрел на дракониху. Конечно же, днем она распугивает рыбьи стаи – все живые существа, даже подводные обитатели, знали, как опасны днем небеса Терры, – а вот ночью другое дело.

– Я тебе ночью рыбы наловлю, – пообещал Бершад.

– А раньше бывало, что дракон за тобой следовал? – спросила Эшлин, когда они с Бершадом спустились в каюту.

– Ну, пару лет назад я промазал, охотясь на дуболома, так он меня пятнадцать лиг по болотам гонял, пока не надоело. Успокоился только через сутки, тогда я его и убил.

– Не валяй дурака. Я имею в виду вовсе не твои драконьерские промахи.

– Нет, раньше такого не бывало, – со вздохом признался он. – Это что-то новенькое.

Эшлин погрузилась в размышления.

– Все твои раны быстро затягиваются. Дракон от тебя не отстает. Всему этому должно быть какое-то объяснение.

– Ага. Я – демон хренов.

– Ха-ха, очень смешно. Озирис Вард об этом упоминал?

Бершад помотал головой: