Колдовской мир: Волшебный пояс. Проклятие Зарстора. Тайны Колдовского мира - [201]
— Не понимаю, — нетерпеливо перебил второй. — Убей меня… Ты ничего не выигрываешь, зверь.
Фарн, к удивлению Тра, кивнул.
— Ничего, — согласился он. — Неужели ты думаешь, что я хотел лишить тебя власти вот этим? — Он снова взмахнул мечом. Тот свет, что полыхал вокруг него, исчез. Но странность не вернулась на его лицо. Он сделал шаг назад, отступил от противника. — Одно верно. Ты останешься жить, родич, с моего соизволения.
Второй оскалился и шагнул вперед, словно надеялся справиться с Фарном голыми руками.
— И еще… — Лесной житель по-новому перехватил меч. — Я наконец вступаю в права наследства. Нет, родич, не бойся, я не лишу тебя земель, а твой народ — правителя, хотя бы и дурного. Но «зверя», которого ты так любил травить, отныне не станет. Никто больше не попадется в твои силки. Забирай своих людей и уходи. Дурная слава, которую этот лес приобрел у тебе подобных, заслужена недаром и не скоро забудется.
Он неспешно вложил меч в ножны и одной рукой взялся за перевязь. Другую он положил на пряжку мехового пояса.
Под пальцами Фарна пряжка раскрылась. Расслоился игравший странными переливами металл. Закружилась в воздухе выпавшая шерсть, да и сама кожаная основа рассыпалась, обрывками легла к его ногам. На месте мехового пояса Фарн застегнул перевязь меча.
Лорд, прищурившись, наблюдал за ним.
— Ты подарил мне пощаду — я не просил и не приму такого дара!
В его голосе звенел вызов.
— Как хочешь, — пожал плечами Фарн. — Я знаю землю, на которой ты стоишь, и она меня знает. Я сделал выбор — твой за тобой, и тебе одному решать.
Он повернулся к Тра. И той подумалось, что его последние слова были обращены столько же к ней, сколько к лорду.
Она сглотнула. Вся жизнь — череда решений, и сейчас она чувствовала, что пришла пора главного. Вкладывая захваченный меч в свои пустые ножны, она заметила на земле клок грязной шерсти.
Два пояса и один человек — она догадывалась, что это значит. Впрочем, в этом лесу она ничему не удивлялась. Она сделала свой выбор.
Когда Фарн двинулся вперед, она пристроилась по правую руку от него, а Темный Коготь мягко ступал слева.
Дочь земли[14]
Рассказ
Мерет вздохнула полной грудью. Ветры, властвовавшие здесь, до сих пор веяли морозцем, хотя эта ложбина была надежно укрыта между горными склонами, которые ее образовывали. Мерет поплотнее закуталась в тяжелый плащ и скрепила его на горле застежкой, прежде чем достать экспериментальный дальновизор чародея Резера. Она не переставала поражаться способности прибора приближать к ней то, что на самом деле находилось очень далеко.
Эх, и почему только в дни Вторжения такого не было! Похоже, подумалось ей, нынешние умы не чета прежним. Науки — и едва основанные, и давно забытые — неуклонно обогащались с каждым новым рассветом. Словно теперь, когда необходимость постоянно быть начеку отпала, рухнула какая-то преграда и началось возрождение образования. Мерет, разумеется, не утверждала, что в Эсткарпе и ее родном Высшем Холлаке наступил золотой век. Нет, когда Ворота, известные или тайные, собрали свою жатву со множества дальних миров, чтобы населить страны этого мира — Эсткарп, Арвон, Высший Холлак, Карстен, Эскор, — зло проникло в него вместе с добром.
Давно в прошлом остались Ворота, но хотя Силы Тьмы больше не властвовали здесь безраздельно, они не сложили оружия навсегда. Поэтому в почти отремонтированных стенах Лормта — древнего хранилища рукописей — больше двух десятков ученых корпели над исследованиями, готовые ястребами наброситься на малейшие признаки Древнего зла, грозившего вновь поднять голову. Башни, разрушенные Пляской гор, уже почти восстановили. Но древние потайные подземлья этих освященных веками сокровищниц знаний неожиданно вскрылись, и немногочисленные тогда исследователи-затворники начали изучать их. С тех пор сюда стеклось немало высокомудрых. Теперь усилия добрых трех четвертей сотрудников Лормта были направлены на эти исследования и даже принесли некоторые плоды.
Мерет поднесла дальновизор к правому глазу и направила на подножие склона. Там ей почудилось какое-то движение, а в этом почти обезлюдевшем краю это могло предвещать появление путника — одного из тех, что пытались отыскать кого-нибудь из разбросанных войной родных, разведчика разбойников или просто бездомного бродягу.
Глядя в свое новое приспособление, Мерет различила четкую картинку. То, что привлекло ее взгляд, оказалось худющей крестьянкой, одетой в совершеннейшие лохмотья. Это была та самая пастушка, которую она накануне видела с крошечным стадом замызганных овец. Наметанный за многие годы торговли глаз женщины мигом определил, что эти тощие пятнистые создания никуда не годятся. На такую выцветшую клочковатую шерсть агенты со складов Ферндейла и не взглянули бы.
Вот девчонка обогнула скалу и споткнулась о камень, как будто была не в силах стоять прямо. Мерет, опираясь на высокий посох, поднялась на ноги, заткнула дальновизор за пояс и зашагала по склону холма вниз. Она не могла ошибиться — на худом лице застыло выражение животного ужаса.
Немая от рождения, Мерет не могла окликнуть девчонку; не обладала она и древним Даром мысленного прикосновения. Внезапно ее нога ступила на что-то скользкое в пробивающейся траве, и она вонзила посох в землю как раз вовремя, чтобы удержаться на ногах.
