Колдовской мир: Волшебный пояс. Проклятие Зарстора. Тайны Колдовского мира - [181]
— Еще немного, госпожа моя, чуть-чуть осталось.
Тристан тоже запыхался. И припал на одно колено, чтобы подставить плечо.
— Отойди! — приказал он ей.
Она взглянула на его напрягшиеся мышцы, его разгоряченное лицо. Долгий миг ей казалось, что камень застыл здесь навсегда. И вот…
Медленно, раскачиваясь из стороны в сторону (Герта следила, в тревоге зажав рот окровавленной ладонью), камень перекатился и встал посреди прохода.
Налетел резкий ветер, резанул холодом, рванул одежду, запорошил глаза пылью. Откуда-то из колючей дымки протянулись руки, чье-то плечо поддержало ее. Слышала она в вое ветра хор нечеловеческих воплей или померещилось?
Она едва держалась на ногах. Миг — и он подхватил ее на руки, унес от колючего воющего шквала к кустам, укрывавшим Эльфанор.
Ветер затих, и она услышала другой звук — негодующий вопль младенца. Тристан поставил ее на ноги. Герта кинулась к колыбели. Было еще не совсем темно, брезжил слабый свет. Она, падая на колени, подтянула к себе корзинку и, держа ее одной рукой, подцепила краешек одеяла. Эльфанор орала без умолку.
Герта всмотрелась. Глаза застилали слезы, — наверное, их обожгло песком. Девушка моргала, моргала, яростно сбрасывая эту завесу. И наконец увидела ясно.
Личико раскраснелось от крика, глаза зажмурены, кулачки, которые она умудрилась выпутать из пеленок, колотят воздух.
Красное личико, но…
Страх растаял без следа. Это не подменыш! Она победила. Проклятие снято. Малышка открыла глаза. Темные глаза, но в них не было нелюдского разума, и на покрасневших от натуги щечках не было бурых чешуйчатых пятен.
— Свободна! Она свободна!
Герта прижимала к себе ребенка вместе с колыбелью, баюкала, раскачиваясь всем телом. Твердые руки легли ей на плечи. Она смутно ощутила, что явилась новая Сила, что она уже не одинока.
— Ты ее спасла, — ясно услышала она.
И обернулась к нему, согретая благодарностью, как внутренним огнем.
— Без тебя я бы не справилась.
— Ты думала, я откажусь помочь?
В гаснущем свете его лицо выглядело жестким и суровым. Но Герта не сомневалась, что настоящий Тристан не таков. Впервые за много дней, месяцев, лет Герта сбросила оковы независимости, отдавшись под драгоценную защиту его рук.
— Только ты, — тихо проговорила она. И по его загоревшемуся взгляду, по смягчившейся линии губ поняла, что он слышал. — Щедро дает Гуннора — щедро и во благо.
— Хвала имени ее, — отозвался он, хотя Сила Гунноры принадлежала женщинам и мужчины никогда не поклонялись в ее святилищах. — Она щедро одарила нас обоих. Госпожа моя, становится темно, не пора ли ехать?
Герта смотрела на Эльфанор. Ярость, овладевшая девочкой, когда ее покинула Темная Сила, улеглась. Дочка сонно моргала.
— Да, — воскликнула Герта, — едем… домой!
И, увидев радость на его лице, поняла, что ей нечего больше желать.
Улли-дудочник[11]
Рассказ
В Высшем Холлаке много долин, есть среди них и такие, что забыты всеми, за исключением тех, кто живет в них.
Шла Великая война с пришельцами из-за океана, лорды долин и воины сражались, сдавались, добивались побед и терпели поражения, но оставались еще кое-где дремотные местечки, не замеченные воюющими. Жизнь там шла своим чередом, жители радовались покою, и пусть мир вокруг бушует, как ему вздумается.
В таком уголке и лежала Гребнева Чаща — кучка домов и ферм, не заслуживающая названия села, данного ему местными.
Кругом стояли такие высокие хребты, что заглядывали за них только дикие пастухи предгорий, и мало кто слушал их рассказы об увиденном. К тому же те нагорья пользовались дурной славой по легендам о давних временах, когда люди впервые пробивались далеко на запад и на север. Потому что не люди первыми заселили эти места, и хотя древнейшие обитатели удобства ради принимали иногда человеческий облик, но настоящее их обличье, говорят, лучше было не видеть при свете дня.
Прежние теперь нашли убежище за горами, но случалось им возвращаться — как паломникам. Жители долин не зря отмечали праздничные дни — а порой и ночи — приношениями, оставленными у особых скал и камней, с которых ветер и дожди еще не стерли удивительных знаков. Никто из живущих не помнил, кому и зачем приносятся эти дары, зато все знали, что дарителю сопутствует удача.
Впрочем, жители Гребневой Чащи были довольны своим жребием. Поля приносили богатый урожай, между ними вилась неглубокая речка. Садовые деревья щедро оделяли их плодами, а в перелесках хватало орехов — тоже добавка к столу. На взгорьях мирно паслись жирные бараны, скот спускался к реке на водопой и снова уходил на пастбище.
Весной люди сеяли, в начале осени собирали урожай, а зимой теснились к домашнему очагу.
И часто повторяли друг другу: чего еще желать от жизни?
Были они такими же сытыми, как их скотина, и порой такими же тугодумными. И беды у них случались редко, ведь даже владетель Фартердейла, которому они клялись в верности, годами не присылал своих людей за данью. Да он, по слухам, и погиб уже где-то в дальних краях.
Самые предусмотрительные откладывали про запас сукно и холстину, хорошенько пересыпав их душистыми травами, — до срока, когда снова заявятся сборщики дани. Но по большей части они пряли лен и шерсть, ткали из них плотную ткань для своих собственных спин, сами ели свою говядину и баранину, пили эль из своего ячменя, вино из своих фруктов и верили, что чужие беды не коснутся их, так надежно укрытых горами.
