Колдовской мир: Волшебный пояс. Проклятие Зарстора. Тайны Колдовского мира - [173]

Ингела вновь взялась за четки.

— Не дело ты говоришь. Мы здесь следуем истинному учению. Ты сама убедилась, к чему приводит обращение к тем, кому мы не верим!

— Правда.

Герта подавила дрожь — не от упрека, а от поселившегося в ней холода. И в то же время решила: думать ей не запретят. Сила Силе рознь.

Она высвободила одну руку, нащупала пальцами лежавший на груди амулет Гунноры. Ей снова вспомнилось, как она, беременная, в поисках спасения отыскала ее святилище. И как во сне — если то был просто сон — та приветила ее и обещала исполнить ее желание. Герта и сейчас верила, что в Эльфанор нет ни единой частицы отца, что вся она — от матери.

Проходили дни, но Герта больше ни с кем не заговаривала о том, что ей делать. Она прекрасно понимала, что о ее ребенке шепчутся, что ее только по обычаю поздравляют с благополучным разрешением от бремени — да и то немногие.

Внезапно с юга подули теплые ветры. Земля, впитав последние талые воды, просохла. Весна пришла раньше обычного. Герта бо́льшую часть времени проводила в своей келье, занятая больше мыслями, чем ручной работой, хотя о дочери заботилась и наотрез отказывалась принять помощь от женщин, считавших ее дитя про́клятым.

На четвертую неделю она, решившись, попросила приема у аббатисы.

С ребенком на руках она совершила все положенные церемонии, мельком отметив, как все переменилось с прошлой их встречи. Тогда ее тешили обманчивые, как она теперь понимала, надежды переложить часть ноши на других, вернуться к обычной жизни. Сейчас она гневно отбросила мелькнувшее воспоминание. Она была дура и должна расплатиться за глупость, — может быть, расплачиваться предстоит до конца дней.

— Мне сказали, госпожа Герта, что ты желаешь покинуть Литендейл.

Аббатиса была не велика ростом. Но в высоком кресле из потемневшего от времени, изрезанного знаками Пламени дерева восседала как на троне. Вспыхнувшие в Герте подозрения отступили. Должно быть, она плохо разбиралась в чужих мыслях и побуждениях, потому что в лице этой женщины не было ни злорадства, ни осуждения, а только искренняя озабоченность.

— Приходится, — ответила девушка, присаживаясь на самый краешек указанного аббатисой табурета и прижимая к себе Эльфанор. Девочка на руках у Герты никогда не плакала. Всегда лежала тихо, обратив распахнутые глаза на лицо матери. Герте приходилось сдерживать себя, чтобы не искать в этих не по возрасту больших глазах отсвета болотных огней, который она видела в других глазах, слишком похожих на эти. — Достопочтенная, мне — и тому, что со мной, — нет места в этих стенах.

— Это тебе кто-то сказал? — быстро, остро спросила аббатиса.

— Нет нужды говорить. Нет, никто не сказал мне неприветливого слова. И все же это правда. Со мной в мирную святую обитель вошла тень зла.

— К миру мы можем только стремиться. Святость не нами дается, — возразила аббатиса. — Если уйдешь отсюда, куда ты пойдешь? Лорд Нордендейла…

Герта поспешно подняла руку:

— Достопочтенная, он был добр ко мне, хотя имел полное право воткнуть мне клинок в горло. Я навлекла на него беду, с какой редко сталкиваются люди нашего рода. Ты знаешь мою историю — как я призвала для мести созданий, полных черной скверны, и завлекла его в их сети.

— А потом сама же его отбила, — медленно закончила аббатиса. — И это когда еще верила, что это он тебя опозорил?

— Да. Но что это меняет? Если бы я обратила против него свой клинок, дала чистую смерть, была бы в своем праве, не так ли? — Давний позор и ненависть на миг заполнили ее память. — Но никого, как бы ни был велик его грех, нельзя предавать Древнему злу.

— Он не держит на тебя обиды. Нет, он даже почитает тебя за твою доблестную битву против позора. Этот Тристан говорил со мной перед отъездом, и после того разве не присылал он двух гонцов с известием, что отчасти добился цели, возглавив оставшихся без предводителя людей Нордендейла, принес им мир и подобие надежды и приглашает тебя по всей чести стать его женой? Он сильный человек — суровый иногда, но в глубине души верный, как его меч. Что же? Ты отправишься к нему?

— Только не к нему, достопочтенная. Он едва вступил в права владения. Как он ни силен, ни доблестен, невеста с подменышем у груди навлечет на него поток бед, и эти беды обойдутся с ним, как бурная река с брошенным в нее камнем. Нет, я не пойду в Нордендейл. И я покорнейше прошу тебя, достопочтенная, не посылать известий лорду Тристану. Если же сюда снова заедут его гонцы или он сам, скажи, что я ушла к своему народу.

— Ты говорила, что у тебя никого не осталось, — резко ответила аббатиса. — Здесь не место лжи, даже ради доброй цели.

— Госпожа моя аббатиса, я собственными поступками отрезала себя от сородичей. Если же по правде, я пойду туда, где мне, пожалуй, самое место.

— В Пустыню? Это значит — на смерть. Искать смерти по своей воле — тоже грех.

Герта покачала головой:

— Нет, желай я вступить на эту дорогу, ушла бы по ней много месяцев назад. Я ищу не смерти, а ответа. Если поиски уведут меня в чужие места, пусть будет так.

— Их пути никогда не станут нашими. Ты подвергаешь опасности не только тело.

— Госпожа, я и раньше подвергала себя опасности. И сейчас меня ждет бой. Или ты думаешь… — Лицо девушки раскраснелось, глаза горели, как у нацелившегося на добычу охотничьего сокола. — Ты думаешь, я не должна биться за эту маленькую жизнь, принадлежащую только мне? Есть злые места, оставшиеся от времен, когда эта земля еще не знала нашего рода, но есть и места добра и покоя. И не учат ли целители, что малая частица ядовитой травы порой лечит болезнь, вызванную этой самой травой или ее подобием? Я буду искать исцеления, даже если на поиски уйдет вся жизнь.