Кольцо Тритона - [14]

На него пристально смотрели изумрудно-зеленые глаза.

— Объясни мне, как случилось, что ты с одним-единственным слугой привел в бухту Седерадо торговое судно? Или ты сбежал из Лорска, чтобы податься в пираты? Неужели ты теперь бороздишь моря под осьминогом проклятых горгон?

— Похоже, ты многому научилась за столь короткий срок.

— О да. Я пекусь о благополучии моего королевства, и, как только ты высадился на мол, мне донесли о твоем прибытии. И все-таки, что приключилось? Неужели всю команду смыло за борт? Или ее утащил на дно кракен?

Вакар помедлил с ответом, а затем поддался возникшей вдруг симпатии к Порфии и рассказал о предательстве Срета.

— А посему, — заключил он, — не будучи, как тебе теперь известно, опытными моряками, мы решили продать судно и на первом же попутном купце пойти дальше на восток.

— У тебя много товара?

— Не знаю, клянусь третьим глазом Тандилы.

— Ну что ж... Эльбиен!

Вошел сановник, и Порфия распорядилась:

— Ступай на берег, поднимись на борт корабля принца Вакара и оцени стоимость груза.

Как только Эльбиен повернулся и вышел, она снова обратилась к Вакару:

— За судно я тебе хорошо заплачу торговым металлом. А если Матенг поднимет шум, мы ему напомним, что он, как судовладелец, в ответе за покушение на твою жизнь. Что тебе известно о странном человеке, который пришел вместе с тобой? Я имею в веду бритоголового, у которого собственная галера.

— Назвался Квазиганом из Тегразена, а помимо этого, королева, я о нем знаю не больше твоего. Он — настоящее диво, подстать крылатой свинье, но при этом весьма обходителен.

— В самом деле? По твоему описанию он смахивает на горгона, но тут легко ошибиться, ведь Тегразен лежит на материке близ Горгад, и тамошние народы основательно перемешались. Расскажи, как обстоят дела в Лорске, царстве воинов-героев, атлетов с бронзовыми сердцами и головами из слоновой кости?

Вакар рассмеялся и пустился в светскую беседу. В пути он страдал от недостатка общения и теперь был рад случаю поговорить на родном языке. Они поболтали о том о сем, затем Порфия объявила:

— Вакар, клянусь восемью грудями Геры, я отдала тебе целое утро, а ведь меня ждут и другие посетители. Оставайся во дворце, вечером устроим пирушку. Познакомлю тебя с министром Гаралем и моим любовником Тьегосом.

— Твоим... — Вакар осекся, его самого удивил укол ревности. Да какое ему дело, пусть у огуджийской королевы будет хоть десяток любовников! Но ревность не проходила.

А Порфия, казалось, ничего не заметила.

— Если Квазиган мне глянется, я и его приглашу на пир — сдается мне, он богат, знатен и влиятелен. На худой конец, послушаем занятные легенды о далекой стране.

— Королева, я назвался Квазигану настоящим именем, но отрицал свою принадлежность к царствующей семье Лорска. Поэтому я бы предпочел, чтобы при этом любителе длинных балахонов меня называли просто Вакаром, обычным дворянином.

— Быть посему. Двэрос! Отведи прин... господина Вакара во вторую комнату для гостей в правом крыле и обеспечь всеми удобствами.

* * *

До самого вечера Вакар не видел Порфию. Весь день посвятил блаженной праздности — выспался, принял ванну и надушился. Пока стирали и сушили его грязную одежду, он прочитал в библиотеке гесперийский перевод «Фрагментов Лонтанга». Поскольку в те времена мир еще не успел далеко уйти от пиктографии, огуджийская и лорская письменность различались гораздо слабее, чем устная речь. Однако иероглифы для передачи абстракций разнились основательно.

— Уважаемый, ты бы не взялся объяснить мне, что означают эти череп и полумесяц? — осведомился Вакар у почтенного старца, копировавшего в углу папирусный свиток.

— Бренность, и ни что иное. Череп — символ смерти — купно с опрокинутым полумесяцем, то бишь абстрактным изображением луны, означает лишь одно: ничто не вечно. А значит, этот отрывок надобно истолковать так: «Сменят друг друга тысячи и тысячи поколений смертных, а тем временем в священной обители у бога вырастут зубы мудрости. Но время приберет всех, и даже самым славным богам суждено пройти по пыльной и смутной дороге в вечное забвение».

— Значит, Лонтанг утверждает, что даже боги смертны?

— Да. Его теория состоит в том, что боги — плод людской веры, и сколь бы ни были они могущественны, со временем люди бросят их ради других богов. Их забытые образы поблекнут и исчезнут.

— Кажется, ты весьма сведущ в таких вопросах. Дозволишь ли поинтересоваться, как тебя зовут?

— Я Ретилио, бедный философ из Седерадо. А ты?

— Вакар из Лорска.

— Любопытно, — задумчиво произнес философ. — Где-то я уже слышал это имя... Ах да, я же прошлой ночью во сне побывал на Ассамблее богов. Там было много наших, Астерио например, были и чужие боги, в том числе твой Окма. Они все время двигались, как будто исполняли погребальный танец, и часто повторяли: «Вакар из Лорска».

Вакар содрогнулся.

— Поскольку мне никогда не снятся боги, я не возьмусь истолковать твой сон.

— И долго ты здесь пробудешь?

— В этот раз всего лишь несколько дней, но я мечтаю когда-нибудь погостить тут подольше и изучить знаменитую огуджийскую философию.

Вакар слишком поздно спохватился, что ему следовало назваться вымышленным именем. Теперь же проницательный Ретилио лишь утвердился в своей догадке относительно его личности.