Кольцо светлой воды - [31]

Каких-нибудь два дня спустя он сбежал из моей спальни в то время, когда я входил туда, и, обернувшись, я успел заметить лишь его хвост, когда он заворачивал за угол коридора, ведущего к ванной. Покуда я добежал туда, он уже сидел на краю ванны и пытался крутить лапами хромированные ручки кранов. Я был поражён таким ранним проявлением разума, о котором даже не подозревал. Не прошло и минуты, как он открыл кран настолько, что потекла тоненькая струйка воды, и в течение нескольких мгновений он, убедившись в своём успехе, добился полноводной струи.

(Ему просто посчастливилось повернуть кран в нужную сторону. Впоследствии он не раз пытался с большим усердием закрывать кран, ворча от негодования и досады оттого, что у него ничего не выходит).

В консульстве был большой, огороженный стеной сад, где я его прогуливал, а в нём теннисный корт, обнесённый высокой сеткой. В этом вольере через несколько дней мне удалось добиться того, что он следовал за мной без поводка и подходил ко мне, когда я звал его по имени. Через неделю он согласился на подчинение в наших взаимоотношениях и, почувствовав себя в безопасности, стал проявлять присущую чисто выдрам черту: неистощимую игривость. Очень немногие животные имеют постоянную привычку играть, когда становятся взрослыми. Они заняты едой, сном или размножением, или же изыскивают средства к достижению той или иной из этих целей. Но выдры представляют собой одно из немногих исключений из этого правила; в течение всей своей жизни они тратят значительную часть своего времени на игру, в которой им даже не нужен партнёр. На воле они играют сами с собой часами с любым плавающим на воде предметом. Они топят его и затем дают ему всплыть или же подбрасывают его головой так, чтобы он упал подальше со всплеском и превратился в добычу, за которой надо гнаться. Не сомневаюсь, что в своих норах они тоже, как и мои выдры, лежат на спине и играют маленькими предметами, которые держат в лапах и перекатывают из ладошки в ладошку, так как в Камусфеарне прибрежные норы изобилуют мелкими ракушками и камешками, которые попали туда исключительно в качестве игрушек.

Мидж часами катал по комнате резиновый мячик как четвероногий футболист, при этом он водил его всеми четырьмя лапами и к тому же подбрасывал мяч рывком шеи на удивление высоко и далеко. В эти игры он играл либо один, либо со мной, но поистине любимое занятие выдры, игра, занимающая у неё массу времени, проявляющаяся в результате ощущения благополучия и сытого желудка, думается, состоит в том, что выдра ложится на спину и жонглирует небольшими предметами.

Она проделывает это с необычайной сосредоточенностью и ловкостью, как фокусник, оттачивающий какой-нибудь трюк, как будто бы в этой игре есть какая-то цель, разгадать которую человеку не дано. Впоследствии любимым времяпровождением Миджа стала игра в шарики, и без всякого преувеличения это можно назвать именно времяпровождением. Он обычно лежал на спине и катал два или несколько шариков по своему широкому плоскому пузу, ни разу не уронив их на пол, или же по нескольку минут кряду он катал их между ладошек, держа их в вытянутых кверху лапах.

За эти первые полмесяца в Басре я научился многому в языке Миджа, языке, как позднее выяснилось, во многом схожим с языком других пород выдр, хотя у них есть любопытные варианты в его употреблении. Звуки у них довольно разнообразны по диапазону. Самый простой из них - это зов, который весьма схож у всех выдр, с которыми мне приходилось сталкиваться. Это - короткий, беспокойный, пронзительный, хоть и негромкий звук, нечто среднее между свистом и щебетаньем.

Есть у них также вопрос, применяемый на близком расстоянии. Мидж входит, например, в комнату и спрашивает, есть ли кто-нибудь там, воскликнув громким хриплым шёпотом: "Ха!" Если же он видел, что идут приготовления к его купанию, то становился у двери и издавал музыкальный булькающий звук, перемежающийся со щебетаньем. Вот это вот щебетанье в различных комбинациях и переливах высоких и низких тонов, от одной ворчливой ноты до беспрерывного чириканья и было основным средством звукового общения Миджа. И ещё он издавал один звук, не похожий ни на один из предыдущих, высокий рычащий крик, в некотором роде подвизгивающий вой, недвусмысленно означавший, что он очень зол, и, если его дразнить дальше, то укусит. Он кусался во гневе, в отличие от лёгких прикусов в возбуждённой игре, четыре раза за год, что пробыл у меня. Каждый из этих случаев запомнился очень ярко, хотя меня лично это коснулось только раз.

Челюсти выдры, разумеется, невероятно мощны, и вообще это животное обладает силой почти несоразмерной с его величиной, а челюсти оснащены зубами, моментально перемалывающими твёрдые, как камень, рыбьи головы. Подобно щенку, который лижет и грызёт руки хозяина, поскольку у него так мало других средств, чтобы выразить свои чувства, выдра также пользуется ртом, как наиболее естественным средством общения. Уж мне-то хорошо известна разрушительная сила их зубов, и поэтому я прекрасно понимаю, каких усилий им стоит быть нежными в игре, так как их игривые укусы рассчитаны на чувствительность шкуры выдры, а не человеческой кожи. Мидж обычно обижался и удивлялся, когда его ругали за то, что ему казалось самой деликатной нежностью, и, хотя со временем он научился обходиться со мной как голубок, с незнакомыми он всю жизнь оставался чересчур возбуждённым, когда был в хорошем настроении, и вёл себя совсем как сорвиголова.