Кольцо Сатурна - [60]

— Да не смотрите на меня так серьезно! — улыбнулся мужчина. — Хотя это и просьба, но я не думаю, чтобы она могла очень обеспокоить вас.

— Говорите, Иван Петрович, — суховатым тоном промолвила София Эдуардовна.

— Дело в том, что мне необходимо найти одно растение, — и он сказал его название. — Вы, работая здесь уже много лет, превосходно ознакомились со всем гербариумом, и вам будет нетрудно указать, где мне найти нужное растение. В каталоге, к сожалению, оно не помечено. Не можете ли вы указать мне его?

Девушка взялась руками за лоб, медленно проводя ими по нем, стараясь вспомнить.

— Представьте, и я не могу нам сейчас указать его; я знаю, что оно здесь находится, но сама никогда его не видела.

— Очень жаль, но я все-таки не теряю надежды, что вы вспомните.

— О, в этом я уверена, но придется все-таки восстановить в памяти.

— Хорошо, если бы вам удалось это сделать сегодня! Занятия у нас завтра только до полудня — крайний день, ведь канун Рождества, а мне очень нужно.

— Повторяю вам, постараюсь, — улыбаясь, ответила София Эдуардовна.

Но ее улыбки уже не было видно: сумерки властно вползли в комнату и растянули свои серые лапы по всем углам; в гербариуме стало темно. Служители степенно ходили по узкому проходу вдоль шкафов и неторопливо отвертывали кнопки электричества.

Хмурое помещение немного оживилось при холодном свете электричества.

II

София Эдуардовна Фрейтанг уже более пяти лет занималась в гербариуме. Первая молодость для девушки уже прошла; теперь ей было под тридцать; сухощавая, стройная, с немного резкими чертами смуглого лица, с волосами иссиня-черными, девушка не была похожа на европеянку, а тем более на русскую; строгий профиль и глубоко сидящие в орбитах глаза скорее говорили о ее восточном происхождении.

Отец Софии Эдуардовны был петербургский немец, совершенно обрусевший, а мать — москвичка, чисто русская. Девушка не была похожа ни на того, ни на другого, природа загадочно подшутила над нею, одарив ее наружностью, ничем не похожею на северную.

Да и сам характер Софии Эдуардовны выработался не русский. Дикий, молчаливый ребенок с годами вырос в сосредоточенную, не любящую много говорить девушку; она как-то неохотно сходилась с людьми, ее излишняя сухость и замкнутость отталкивали их от нее.

Отец и мать умерли у девушки, едва она окончила гимназию, и, как это очень часто бывает, ничего ей не оставили.

Приходилось сразу становиться на свои ноги и думать о куске хлеба.

Особой энергией Фгейтанг не отличалась, но все же настойчивость может иногда заменить энергию. Так было и с Софьей Эдуардовной. Нашлись уроки, затем какая-то работа, переписка, корреспонденция; жила она также в семье одного чиновника почти целый год в качестве воспитательницы.

У молодой девушки был и жених — какой-то небольшой пожилой чиновник, пленившийся ее оригинальной наружностью, но она не пошла за него и, спустя несколько времени, поступила в гербариум, где окончательно пристроилась, полюбила новое для нее дело и отдалась ему всей душой. По службе она считалась одной из лучших работниц и знатоков флоры.

Странно, у Софии Эдуардовны совершенно испарились из памяти все ее детство, последующая жизнь в родной семье, гимназические годы; заволакивалось туманом и ближайшее к ней время, она забывала даже имена, фамилии тех лиц, с которыми ей приходилось в это время сталкиваться; ясной жизнь ее представлялась только с того дня, как она поступила сюда, в гербариум.

Это последнее можно было объяснить только обстановкой, в которой девушка находилась ежедневно, сравнительно малым числом лиц, с которыми ей приходилось в это время сталкиваться, и невозмутимым покоем и тишиной, царившими среди всех этих старых шкафов.

Но еще страннее было то, что для девушки было легче заглянуть глубже куда-то в седую старину, и пред ее изумленным взором развертывались картины, о которых она не имела даже никакого понятия. А между тем она ничем не проявляла своей нервности и не могла быть названа истеричкой. Об этих свойствах молодой Фрейтанг в гербариуме никому не было известно; ее замкнутость и молчаливость отчудили ее от всех ее сослуживцев.

III

Занимающиеся стали расходиться, ушел и сосед Софии Эдуардовны, Иван Петрович, повторив ей свою просьбу отыскать интересующее его растение. Сторожа завернули электричество во всем помещении; оно осталось гореть только над столом Фрейтанг.

— Мы с товарищем, барышня, уйдем, а вы, как кончите, так заверните только лампочку, — предупредительно заявил ей сторож, — остальное мы потом уберем.

София Эдуардовна осталась совершенно одна в совершенно опустевшем гербариуме.

За окнами, на улице, серые сумерки сменились уже темным вечером. Где- то в конце ее вспыхнул огонек фонаря, косым лучом скользнувший по стеклам окна.

Фрейтанг, не окончив своей работы, сложила ее, так как вспомнила об обещании, данном ею соседу по работе, и, приставив ясеневую лестницу к одному из шкафов, принялась разыскивать нужное растение.

Густая пыль толстым слоем лежала на давно не вынимаемых коробках. Привычные руки, девушки осторожно снимали листы бумаги, на которых были прикреплены растения, ее глаза скользили по названиям, и лист откладывался в сторону. Уже несколько коробок было пересмотрено и снова водворено на полки, но растение все еще не находилось.