Кольцо с изумрудом - [49]
Он держался ближе к лагуне. Здесь чувствовалась свобода, и товарищами его были солнце, ветер, море и чайки.
Быстро проходили дни и недели в рыбной ловле, приготовлении пищи, купании и изучении жизни обитателей моря и острова.
Часто выезжал юноша к рифам. Здесь волны чуть-чуть покачивали лодку, и Паризолт лежал в ней, опираясь подбородком на руки. Тут развертывалась перед ним жизнь лагуны: живые раковины, крабы, пестрые рыбы — вечно новый мир, яркий, молчаливый, таинственный.
Прошло около трех месяцев, и однажды Паризолт забрел в глубь леса. Монотонная жизнь начинала приедаться и, кроме того, его раздражало чувство жути, внушаемое ему лесом. Стали попадаться могучие деревья, точно сурово оберегавшие тишину леса. Здесь растения переплетались друг с другом, точно в борьбе за существование. Свисали к земле лианы с точно впившимися в них орхидеями, похожими на гибнущих птиц в роскошном оперении.
Паризолт энергично пробирался вперед. Вот и поляна. Но вдруг молодой человек почувствовал, что он не один: что-то подстерегало его. Это «что-то» не было человеком или зверем, но это было нечто, высеченное из камня.
Перед ним возвышалась фигура идола, одного из тех языческих богов, которые словно оберегают восточные острова Великого океана. Это было каменное изваяние раза в два выше человеческого роста. Лицо было высечено грубо и неумело, глаза запали глубоко под лоб.
Когда-то здесь стоял храм или чья-нибудь гробница; теперь осталась одна фигура идола, слегка наклонившаяся вперед, точно прислушивающаяся к чему то.
Паризолт сразу определил древность изваяния. Все же он не приблизился к нему ни на шаг, не стал рассматривать фигуру. Постоял он у подножия ее каких-нибудь 20 секунд, потом повернулся и пошел обратно. Раз или два он остановился и прислушался, а достигнув залива, облегченно вздохнул. Точно человек, вырвавшийся из мрака на солнечный свет. Потом занялся каким-то делом и забыл на некоторое время о лесном чудовище.
После ужина, лежа на песке и разбирая пестрые раковины, он вдруг услышал в шуме волн новые звуки. Волны по-прежнему плакали и стонали у рифов, но оставаться равнодушным к этому Паризолт больше не мог. Одиночество делало свое дело, нервы слабели.
Оставив раковины, он выехал на лодке в залив и забросил удочку. Теперь ропот волн уже не волновал его. В лодке было так спокойно и уютно. Но мысль о возвращении на берег претила ему. В лодке он чувствовал себя свободным и независимым.
Он направил лодку к берегу, и неприятное состояние тотчас же снова охватило его. На берегу лодка по-прежнему осталась в кустах, а сам юноша сел на пне, чтобы полюбоваться закатом. Когда же настала ночь, Паризолт почувствовал, что лишен своей обычной постели. Он спал всегда под деревом. Но ведь это дерево было началом леса, а в лесу скрывалось «то»…
Он укрылся в лодке среди кустов. Взошла луна и залила серебром лагуну, ночной ветерок шевелил кустарником, а Паризолт прислушивался.
Ночь была полна шумов — гудело море у рифов, шумел ветер в лесу, всплескивала рыба у самой лодки. Юноша даже вскочил в испуге, но, увидев расходившиеся по воде круги, лег снова и постарался ни о чем не думать.
В первый раз в жизни испытывал страх. Он обливался потом, представляя себе, что кто-то стоит в кустах около лодки, и большая рука потянется сейчас за ним.
Несколько минут продолжалось это мучение. Потом он с лихорадочной быстротой отвязал лодку и выехал в залив.
Вот он, восторг освобождения! Теперь нечего было бояться. Паризолт был прежним бесстрашным человеком. Ни за что на свете не пристанет он к берегу до утра!
Так прошла бессонная ночь, и солнце разогнало ужасы мрака.
Утром юноша снова втащил лодку в кусты и, не чувствуя аппетита, лег и заснул.
Проснулся он в полдень. Голодный, вылез из лодки и, направившись к тому месту, где всегда раскладывал костер, зажарил одну из пойманных в бессонную ночь рыб. Движения его были торопливы и неровны, как у ненормального человека. Ковш для вычерпывания воды из лодки лежал на берегу. Он наполнил его водой у ручья и вернулся с ним в лодку, весь потный, точно после тяжелого труда. «Надо собрать все вещи и снести их в лодку», — с трудом соображал он. Мешок с сухарями был еще полон: здесь он к нему почти не прикасался.
Но солнце склонялось на запад. Скоро стемнеет, и теперь он ужо знал, что с темнотой придет ужас.
Нагружая лодку, он чувствовал ненависть к острову, к заливу и рифам. Он хотел свободы, хотя бы той свободы, которая была уделом разбивающихся у рифов волн.
Он окончательно уезжал с острова.
Час тому назад Паризолт еще не знал этого. Он сначала решил жить в лодке, изредка отправляясь в лес за водой. Но беспокойное чувство разрасталось с поразительной быстротой, и теперь он бежал с острова.
Ветер надувал парус. Мягко скользила лодка по воде. Подобно чайке, вылетела она из залива в спокойно расстилавшееся море. Подобно чайке, затрепетала в лучах солнца и исчезла во мраке ночи. А остров остался во власти безглазого существа, одного из тех, которые стерегут заброшенные уголки земли.
Точно чайку с надломленным крылом, подобрал лодку спустя три недели «Альзасиан». В ней лежал Паризолт, черный и высохший, как выветренное дерево, тихо покачиваемый волнами…
