Кольцо Гекаты - [15]

– Нинка опять опоздала! – хихикнул мой сосед по парте.

Я был готов убить его за то, как непочтительно он отзывается о ней. Моя рука, сжимающая в кармане любовное послание, вспотела, и мне пришлось ее вытащить. Начался урок, но вместо того, чтобы смотреть на доску и слушать объяснения учителя, я то и дело бросал взгляды на нее.

– Тебе что, тоже Нинка нравится? – ехидно спросил сосед, толстый и веселый парень Вова.

– Что значит «тоже»?

– Ну… она с Витькой ходит, из десятого «б»! – снова хихикнул он. – А он у нас чемпион школы по боксу. Так что лучше не заглядывайся, а то…

Я схватил учебник и треснул Вовку изо всех сил по голове. Меня выгнали из класса, и я целый день бродил по осеннему парку, думая о том, что мне следует умереть. Вечером я вернулся домой и сразу улегся спать. Мне снилась она и незнакомый Витька, который целует ее и кладет голову ей на плечо.

– Что с тобой? У тебя температура! – сказала мама, когда утром будила меня. – Ты не мороженого, случайно, объелся? Оставайся дома. Пей горячее молоко и полощи горло содой.

Горячее молоко и сода были у мамы лекарствами от всех болезней. Отец устал с ней спорить по этому поводу и не вмешивался в процесс моего лечения. Лежа с температурой, я думал о Принцессе, которая изменила мне. Как она могла? Разве этот грубый Витька с его кулаками мог любить ее так, как я?

Мной овладела сильная лихорадка, я горел, и ночью отец не отходил от моей постели.

– Это все переезд, новая школа, другие учителя, одноклассники, которых он не знает, – негромко объяснял он матери утром, собираясь на работу. – У мальчика очень ранимая психика, слабая нервная система. Пусть полежит дома несколько дней.

– Как? – удивилась мама. – Разве у него не ангина?

– Нет. Это нервная горячка. Он успокоится, привыкнет, и все пройдет.

Так и случилось. Я целыми днями спал, а ночью, когда никто не мешал, я думал. И решил написать Нине письмо. Ведь она ничего не знала о том, как я люблю ее! Я буду писать ей, часто, каждый день, пока она не убедится, что Витька ей не пара. А потом, когда она захочет узнать имя того, кто готов умереть за нее, я признаюсь, назову себя, и мы будем счастливы!

Это решение успокоило мой внутренний жар. Я написал первое письмо и на следующий день отправился в школу. Нина не заметила, как я положил послание в карман ее пальто.

Второе письмо я, улучив момент, засунул между страниц ее учебника по литературе. Третье послание мне удалось подложить ей в портфель. Я ждал реакции, какого-то изменения в ее поведении, но… все оставалось по-прежнему.

После уроков огромный Витька ждал ее у школы, и они вместе шли домой через парк, усыпанный желтой листвой, сквозивший полуголыми ветками. С замирающим от жестокой ревности сердцем я следовал за ними, прячась между старых лип и дубов, под которыми блестящим ковром лежали желуди. Я ничего не понимал. Может, она не читала моих писем?

Я продолжал писать о своей любви, и теперь приноровился класть письма прямо в ее дневник, когда никто не видел. Уж теперь-то они обязательно должны были попасть ей в руки! И скоро я убедился в этом.

Как всегда после уроков, я, подобно тени, скользил по парку за ничего не подозревающей парочкой; вдруг они остановились. Нина достала из портфеля какой-то листок и показала его Витьке. Это было мое письмо! Конечно, что же еще? Они вместе читали его и смеялись. О, как они смеялись! Потом они порвали его на мелкие клочки и подбросили вверх. Ветер подхватил обрывки и понес их вместе с облетевшей листвой…

У меня потемнело в глазах, когда я увидел, как они обнимаются и целуются. В груди разлился жар, и я едва не задохнулся. Я решил, что умираю. Они все целовались и целовались, моя Принцесса и этот боксер, они прижимались друг к другу, как любовники, которым нечего стесняться. Я хотел умереть, но не мог! И тогда я захотел, чтобы умерли они. Вернее, она! Потому что это она предала меня. Отвергла мою любовь, чистую, искреннюю, как райская звезда! Променяла ее на грубые объятия и слюнявые прикосновения чужого рта! Она все испортила, вываляла в грязи! Она оказалась совсем не такой, как я представлял себе. Я думал, она прекрасна, нежна и добра, – а она оказалась обыкновенной похотливой сучкой, такой же, как все!

Я почти не помню, как добрался домой, как завалился в постель, прямо в одежде и ботинках; ужасная, нестерпимая боль разрывала мое сердце… Черный густой туман поглотил меня, и я целую неделю пролежал в жестокой горячке. А когда пришел в себя, то ощутил себя другим. Я излечился от своей любви, исторг ее прочь из моей души. Нина стала мне ненавистна, и я не смог бы находиться с ней рядом.

Я не стал объяснять родителям, в чем дело, да они особо и не допытывались. Они так переживали за меня и боялись спровоцировать новый приступ. Мама пошла к директору, и меня перевели в другой класс. Постепенно я привыкал к своему новому состоянию. Я понял, что женщины притворяются – они лишь кажутся ангелами, но все это не настоящее. Это их игра – разбивать сердца мужчин.

Я решил, что мне стоит заняться наукой. Отец обрадовался, заметив, как возрастает мой интерес к медицине.