Колчаковщина - [9]
— «Как же воевать бросить?»
— «А вот так, воткнул в землю штыки и все».
— «Да ведь враг-то стрелять будет?»
«Не будет. Ну и постреляет малость, а как увидит, что мы воткнули ружья в землю, не хотим, значит, сражаться и перестанет. Тогда мы пойдем к ним и скажем: «Братья, бросайте войну, не лейте понапрасну кровь! Чего нам с вами делить? Живите вы себе, мы вас не тронем, и вы нас не трогайте».
— «И не тронут?»
— «В жизнь не тронут».
Сергей смотрит на Андреича широко открытыми восторженными глазами.
— Ведь можно так, дяденька?
У Андреича молодым блеском загораются глаза.
— Можно, милый, можно! Так будет, так будет!
Сергей прижал ладони к груди, унимает радостное волнение.
— Вот за то и пошел я, дяденька. А то какой я большевик!
Прикорнул совсем близко к Андреичу, вытер рукавом рубахи вспотевший лоб.
— Дяденька, ты самый старший здесь, покаяться хочу. Скажи, есть бог или нет бога, я не знаю и боюсь… С вами пошел, потому как вы со злом боролись, добра хотели для всех. Теперь и я за добро умирать буду… А про бога не знаю.
Серьезно, без усмешки отнесся к просьбе молодого монашка Сергея Андреич.
— Что ж, милый, если думаешь легче будет, кайся.
Сидят на нарах, шепотом неслышным шепчутся.
Ночью, когда в камере спали чутким настороженным сном, по тюремным коридорам гулко затопали тяжелые шаги. Лязгнули приклады о каменный пол, загремел засов открываемой двери.
Всех словно пружиной подбросило. Монашек Сергей впился в Андреича задрожавшими пальцами.
— Дяденька, боязно мне!
Начальник со списком в руках… Увели пятерых красноармейцев. В камере осталось тридцать пять.
Глубокая скорбь в голосе Соломона.
— Не за себя, за тебя, Вера, страшно. Безумно жалко твою жизнь. Она могла бы быть такой прекрасной.
Вера склонила к Соломону лицо. Через плечи упали две золотые косы.
— Она и сейчас прекрасна. Было счастье в борьбе, было счастье в нашей личной жизни.
На мгновение лицо Веры затуманилось грустью.
— Вот жаль, петь больше не придется.
Тряхнула головой, откинула за спину косы и тихо, будто дитя укачивает, запела:
Соломон благодарно жмет руку Веры.
— Милая!
Перед ночью Вера обрезала густые русые косы.
— Товарищи, кто выйдет живым, передайте матери.
А ночью опять по коридору гулкие шаги. Лязгают приклады, гремят засовы о двери. У начальства в списке:
— Соломон Лобовский, Алексей Петрухин, Вера Гневенко, Захаров Алексей, Морозов Павел.
— Собирайтесь!
Дрогнула рука Веры в руке Соломона. Потом к начальнику спокойно:
— Позвольте спеть!
— Без пенья обойдется!
Сам прячет глаза, не смотрит. Вера припала к груди Соломона, тихо запела.
Будто ветер степной по траве пробежал. Начальник поднял руку, хотел сказать что-то. Медленно опустилась рука. Повисла плетью и другая — со списком. Солдаты затаили дыхание, замерли очарованные. Может быть, детские годы вспомнили, матерей старых, жен молодых, в деревне оставленных; поля, леса, горы… А, может, горе человеческое, широко — из края в край — расплеснутое, только теперь поняли.
Дрожью зазвенела последняя страстная нота болью жгучей о жизни.
— А! А! А!
Кто-то хрипло вздохнул. Кто-то дрогнувшей рукой стукнул об пол прикладом. Начальник очнулся, стал строгим.
— Молчать! Что за церемонии! Живо!
Вера оторвалась от Соломона, глянула в любимое лицо.
— Я спокойна. Прощай!
Взяла Соломона и Петрухина за руки.
— Идемте.
Сзади, тоже рука с рукой, Захаров и Морозов. Лязгнули железные засовы у двери. В глубине гулких коридоров смолкли шаги. Сергей обратил к Андреичу побледневшее лицо.
— Дяденька… Дяденька… Что же это такое?
Андреич нежно, как сына, гладил молодого монашка по длинным русым кудрям.
У самого дергался подбородок, мелко дрожала левая бровь.
Вечером, когда на небе загорались первые звезды и тьма сгущалась вокруг деревьев, на лесную опушку приходили люди с лопатами. Молча, спокойным, деловитым шагом размеряли землю, становились в ряд, плевали в широкие жесткие ладони и начинали рыть. Три аршина в длину, аршин в ширину, аршин в глубину. Яма к яме, бок о бок. Между ямами вырастали холмики пухлой земли.
Будто ждали врага и рыли окопы.
Когда совсем темнело, когда ближние деревья пугающими призраками протягивали косматые лапы, люди бросали рыть, молча вскидывали на плечи лопаты и торопливым шагом уходили в город.
На смену четким твердым шагом приходили другие. Шли спаянным четырехугольником. А в четырехугольнике мелким неровным шагом спешили обреченные. Останавливались у приготовленных ям, стенки четырехугольника раздвигались, и у ям вырастали молчаливые, темные фигуры — у каждой ямы по одному.
Раздавалась негромкая «команда. Упругую тишину рвали залпы, будто большие полотнища сверху донизу разрывались. Иногда от края ямы раздавался клич:
— Да здравствует!..
Клич тонул в коротком залпе и длинной матерной брани.
Когда у ям не оставалось ни одной темной молчаливой фигуры, наскоро засыпали ямы и тем же спаянным четырехугольником уходили в провал ночи. Потом приходили опять и опять. И пока в светлевшем сумраке не начинали обрисовываться стволы деревьев, прыгали по лесу перекатами от дерева к дереву сухие короткие залпы…
В центре повествования У. Сонтани — сын старосты деревни, подросток Тамбера. Он наделен живым воображением, добротой, тонко понимает природу, горячо любит мать и двоюродную сестренку Ваделу. Некоторым жителям кампунга кажется, что со временем Тамбера заменит своего отца — старосту Имбату, человека безвольного, пресмыкающегося перед иноземцами. Это Имбата ведет сложную игру с англичанином Веллингтоном, это он заключает кабальный «договор о дружбе» с голландцами, вовлекая тем самым лонторцев в цепь трагических событий.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Эта книга о трудной жизни простых волжан до революции, об их самоотверженной борьбе за Советскую власть в годы гражданской войны.
В книгу включены лучшие, сказы писателя, созданные им на местном материале — в основном ивановском. Все они посвящены людям труда — мастерам-умельцам.
Роман «Чапаев» (1923) — одно из первых выдающийся произведений русской советской литературы. Писатель рисует героическую борьбу чапаевцев с Колчаком на Урале и в Поволжье, создает яркий образ прославленного комдива, храброго и беззаветно преданного делу революции.
Переиздание исторического романа. Нижегородец Кузьма Минин — инициатор сбора и один из руководителей народного ополчении 1611–1612 годов, освободившего Москву от польских интервентов.