Кольца Мирты - [74]

В этот момент и остановились всадники. Замерли идущие за ними следом войска.

Канцлер выехал вперед, словно закрыв собой фигуру принца, а его темный, практический черный силуэт, почему-то перекрыл для Триши все: и Мартина, и сотни солдат, следующих за ним. А потом этот мужчина просто спешился, и так, будто бы это он был здесь законным властителем, двинулся вперед, на шеренги солдат, застывшего на коне Дрейка, его генералов и офицеров, даже не обнажив меча. Один…

Люди на стенах ахнули. Все вокруг Триши выдвинулись вперед, как бы пытаясь оказаться ближе, свешивались с городской стены и узких бойниц.

А у нее сердце в груди замерло полностью! И, по абсолютно непонятной причине, ей захотелось броситься вперед, сбежать со стены и встать перед этим мужчиной! Закрыть его собой и от всех этих солдат, и от графа Дрейка…

Но было совершенно ясно, что это безумный, безрассудный и совершенно необъяснимый порыв. Да и кто пустил бы ее туда? Кто позволил бы пройти всех этих солдат?

Канцлер же тем временем приблизился, даже поравнялся с графом Дрейком. И только в этот момент тот дернулся, словно бы лишь сейчас осознал, что происходит… Однако ничего не успел. Судя по тому, что Триша в принципе могла разобрать, Ройс глянул Дрейку в глаза и спустя всего мгновение произнес:

— Виновен…

Одно это слово буквально прогремело над всей равниной, над головами всех солдат и горожан. А Дрейк… как-то судорожно дернув рукой, как будто пытался разорвать роскошный камзол на груди, рухнул с лошади к ногам темного силуэта Ройса.

Над городской стеной разнесся новый синхронный испуганный вздох. И люди подались назад так же слаженно, как совсем недавно свешивались вперед, стараясь разглядеть все четче. Теперь же, казалось, каждый испугался, что именно он привлечет внимание ужаснувшего их человека.

Небо целиком затянули темные тучи, но не было ни ветра, ни признаков грозы. Только плотная сумеречная темнота, опускающаяся над головами собравшихся. И почему-то показалось, что часть этого марева окутывает высокую фигуру Ройса, словно зыбкое марево.

Дернулись и войска захватчицы, наконец-то. Вот только вместо того, чтобы скопом напасть на одинокий силуэт и уничтожить наглеца, они расступились, как схлынувшие волны моря.

Канцлер же… Ибо уже никто не сомневался, что победа за ним, за этим мужчиной, а даже не за принцем, и он станет наместником и Канцлером официально, пошел дальше, сквозь ряды войск, вглядываясь в лица и глаза офицеров и солдат. Шеренги вояк расступались, в панике подаваясь назад, но сами себе же мешали толково разойтись. Не смели они, отчего-то, и наступить своей массой на идущего мужчину.

И каждый раз, когда он говорил «виновен», кто-то в рядах падал на землю замертво.

Триша ничего не понимала. Ее обуял настоящий, панический страх. Как и всех вокруг, впрочем. Хотелось скукожиться и незаметно уползти, чтобы никто ее не заметил… Но в этот момент, когда Ройс прошел первую треть строя, на нее вдруг обрушилось то самое ощущение и понимание чужих чувств и эмоций, что всегда доставляло Трише уйму проблем. Сейчас же это просто расплющило ее по стене, заставив привалиться, вжаться в ледяные камни, вцепиться пальцами в неровную, грубую поверхность, сдирая ногти.

Дикое, невероятное ощущение невыносимого горя, отчаяния и такой безумной ярости, что ее кости и внутренности, казалось, крошились и сплющились от чужой боли. Кто может такое испытывать? Как вынести подобные эмоции, не обезумев? Легкие Триши горели гневом и ненавистью, она не могла вдохнуть, а горло распирало от крика, который не в силах человека было выпустить наружу…

И это оказалось настолько мучительно, так невыносимо, что и она не могла даже застонать. Тяжело всхлипнула, прикусив губу так, что та треснула. Сжалась, вдавила щеку в стену, пытаясь прояснить расплывшиеся и целиком ослепшие глаза, которые затянуло багровой пеленой, словно сосуды полопали…

— Не нужно! — едва слышно вырвалось сипло сквозь истерзанные губы, как дикая мольба…

К кому? О чем? Улавливала боль стоящих внизу?

И только теперь осознала, что это эмоции не умирающих там, на равнине солдат.

О, нет!

Это все рвало и скручивало изнутри молча идущего между рядами Канцлера, такого невозмутимого, отрешенного и холодного с виду… Который сейчас отчего-то замер посреди равнины. И смотрел не на солдат перед собой, не на тех, кто бездвижимый лежал позади, а куда-то сюда, на стену…

Прямо на задыхающуюся от этой невыносимой боли, скулящую у узкой бойницы Тришу…

И никакие доводы разума о расстоянии, собственной неспособности нормально увидеть и понять, невозможности кому-либо заметить ее саму за защитой камня и на таком удалении, не работали.

Ей стало страшно. Какое-то дикое, почти невыносимое ощущение потерянности, непонимания и отчаяния захлестнули Тришу с головой. И, по сути, уже не контролируя собственные порывы, до крику желая избавиться от этого захлестывающего ее ощущения чужой боли, она сжалась в комок и стала пробираться вниз, расталкивая людей, даже не думая извиняться. Ни о чем не помнила, ничего не понимала. Ее трясло, словно в лихорадке, было невыносимо жарко. Ледяной мороз обвевал пылающее лицо.