Коко Шанель - [19]

– Там загнешься с тоски! – утверждает он.

Коко, которая была рада любому поводу съездить туда и повидаться со своей милой Адриенн, высказала мнение, что Этьен преувеличивает. Кстати, Мод часто брала свою теплую компанию на ипподром в Мулен или Виши и нередко сталкивалась там лицом к лицу с Этьеном – все знают, как он помешан на лошадях.

До нас дошел ряд фотографий, запечатлевших Мод, Адриенн и Габриель на конских ристалищах. Вот импозантная Мод в величественном жабо (очевидно, носить его обязывала та псевдоофициальная функция, которую она себе приписывала) гордо восседает меж двух юных прелестниц, подавляя их своим ростом, но в еще большей степени – шириною, которая внушительнее, чем у обеих вместе взятых. Кажется, сам объем ее внушительной фигуры диктовал ей менторскую роль. Зато на этом фоне еще более оттенялась деликатная красота ее очаровательных протеже. На обеих – платья и гарнитуры, сработанные собственными руками. Но их выбор подчеркивает различие двух натур. Если Адриенн предпочитает фасон, строго соответствующий тогдашней моде – взять хотя бы широкое кружевное жабо, – то Коко, напротив, уже отдает предпочтение белому воротничку, тому самому, что позднее станет типичным для стиля «рю Камбон» и контрастирует благодаря своей счастливой простоте со вкусами белль-эпок. Ну и, конечно, никак не соотносятся между собою лихо скошенный набок белый капор Коко и пышная, громоздкая шляпа Адриенн.

* * *

Завлеченная на бега чуть ли не насильно, Габриель поначалу не слишком-то интересовалась конным спортом. Но под влиянием Этьена ее суждение сделалось более утонченным, а затем переменилось в корне. Еще вчера лошади были для нее только средством передвижения, которое она не очень-то жаловала – тем более что еще свеж в памяти был день, когда непутевый отец свез ее на лошади в Обазин. Но теперь ей полюбилась их в высшей степени элегантная походка, манера, с которой они в галопе выбрасывают ноги, гордость, с которой они держатся, тонкость их привязанностей, грустная нежность их взгляда. Разумеется, эти чистокровные скакуны не имели ничего общего с тяжеловозами-першеронами, которые по вечерам в Курпьере медленно и понуро брели к себе в стойло, или с той бедной скотиной, которая катила под непрестанными ударами кнута жалкую повозку папаши Альберта по большакам и тропкам Франции.

И ей не показалось такой уж смешной курьезная история маркиза Б"*, которую поведал ей Этьен. Этот аристократ (которого семья в конце концов поместила в сумасшедший дом) был в буквальном смысле слова влюблен в свою кобылу и нашептывал ей на ухо речи, полные страсти.

Отныне Коко не могла налюбоваться и на чудесных маленьких жокеев в белых штанишках и шелковых куртках, которые они укладывали на седла, и весь начальный ритуал, который вносил в зрелище поэтическое и драматическое начало: удар в колокол, взвешивание жокеев (о, этот роковой барьер в 55 кило!), взмах флажка – и вот уже жокеи, слившись воедино со своими скакунами, точно кентавры, несутся вперед с невообразимой скоростью. Напряжение в публике растет… А для Коко это самый настоящий праздник, который вырывал ее из куцего существования.

Одно только омрачало картину: нашей героине не полагалось места на трибуне среди владельцев скакунов, их жен и друзей. Причиной тому – ее социальное положение. Нетрудно вообразить, какой бы разразился скандал, если бы кто-нибудь из важных господ увидел своего отпрыска в компании этих нахалок, которые – а как иначе? – из кожи вон лезут, чтобы выскочить замуж за богатого и титулованного, а лучше – то и другое вместе. Кокотки, потаскухи, «камелии», гетеры – вот такой лексикон припасен матерями благополучных семейств для этих барышень, пусть даже в действительности их поведение в высшей степени безупречно. Чем больше страх перед возможным мезальянсом, тем грубее лексика…

Несмотря на все, молодые аристократы ничтоже сумняшеся играли с огнем. Бдительное око родителей только воспаляло в них желание вкусить запретного плода. Так, за Адриенн одновременно начали ухлестывать экстравагантный граф де Бейнак, его друг – маркиз де Жамилак и кто-то из их молодых протеже. Она не выйдет замуж ни за кого из этих мосье, но годы спустя сочетается законным браком с бароном де Нексоном, в которого была влюблена с 1908 года.

Не такой оказалась судьба Габриель, которая, как мы знаем, на всю жизнь осталась незамужней. Хотя и она могла похвастать своими женскими козырями – было в ней нечто необычное, выдававшее в ней неукрощенный задор; она любила пошутить, блистала мыслью, подчас бывала язвительной – все это било в ней ключом и могло проявиться самым неожиданным образом; такое не столь привычно у других девушек. Если последние успокаивали, внушали надежность, то Габриель, напротив, могла приводить в замешательство, быть возмутительницей спокойствия…

Вот эту-то из ряда вон выходящую личность и ценил в ней Этьен Бальсан, что и продемонстрировал во время ее пребывания в Виши: хоть он и смотрел скептически на все ее прожекты, но тем не менее оказал ей тьму мелких услуг.

Впрочем, Этьену вскоре предстояло покинуть Мулен – заканчивался срок его службы. За дватри года до того ушли из жизни сначала его отец, затем мать. И вот он вместе с братьями Робертом и Жаком оказались наследниками огромного состояния, в том числе фабрик в Шатору. Кто теперь станет командовать ими? Роберт не претендует на большее, чем роль управляющего, а Этьен вообще не хочет возиться – для него это «каторга». В такой ситуации потирать руки от радости будет Жак. Он, по примеру Этьена, стал настоящим спортсменом, только страсть его не конный спорт, а воздухоплавание. Заядлый аэронавт, он побил в 1900 году рекорд, проведя в гондоле своего воздушного шара «Сен-Луи» ровно тридцать пять часов. В том же году он принял участие в гонке Париж – Санкт-Петербург. Как и многие другие отпрыски состоятельных семей, он проявил живейший интерес к нарождавшейся в ту пору авиации и сделался заправским пилотом – можно без преувеличения сказать, что именно ему родина обязана победой под Марной. В сентябре 1914 года, патрулируя в одиночку на своем «Моране» регион к северу от Парижа, он стал свидетелем необдуманного маневра германской армии, которой командовал фон Клук: вместо того чтобы прямым маршем наступать на Париж, до которого оставалось каких-нибудь семнадцать километров, она повернула на восток и подставила свой фланг под неизбежную контратаку французов. Едва приземлившись, Жак Бальсан тут же помчался к военному коменданту Парижа, который был его личным другом, и доложил о ситуации. Остальное вы знаете: красные такси, задействованные для переброски солдат, неожиданная победа – Париж и Франция спасены! Но вернемся к Этьену. Он волен жить как хочет и решил всецело посвятить себя любимой страсти, то бишь лошадям. Он все чаще посещает в Уазе расположенную на западной кромке Компьенского леса тренировочную площадку Лакруа-Сен-Уан, которая обладает неоценимым преимуществом – близостью к Шантильи, где происходят известные на весь мир конные состязания и где выращивают блестящих чистокровных однолетних жеребцов. В 1904 году он узнает, что в непосредственном соседстве с Компьенем некая вдова тренера по конному спорту выставляет на продажу прекрасное имение, именуемое Руалье, со многими гектарами великолепных лугов и лесов – как раз то, что нужно его лошадям! Он покупает его не торгуясь. Первоначально здесь располагался основанный в 1303 году монастырь, куда ездил на богомолье Филипп Красивый – отсюда и название. Впоследствии, в XVII веке, его занимали монахи-бенедиктинцы из ордена Сен-Жан-де-Буа, изгнанные оттуда в годы Великой французской революции.