Коко Шанель - [103]

Но была еще одна причина, побуждавшая Габриель надолго не задерживаться в Париже. Слишком уж часто ей тыкали в нос без малейшего снисхождения ее связь с немцем во время оккупации. Еще слишком свежи были раны, чтобы стало по-другому. Еще совсем недавно открылись ужасы депортационных лагерей. В этом контексте поведение Габриель будет еще долго бросать тень на ее личность, и хоть и не отдалит от нее самых близких друзей, но часть людей из ее круга, завидев ее на улице, будут переходить на другую сторону, чтобы не здороваться. К несчастью, в ее случае, как в случае с Кокто, тот факт, что она не была приговорена к наказанию, не служил достаточным основанием, чтобы отмести всякие подозрения. Хуже того, случаи, когда забывали о таланте и достижениях художника или писателя, зато не стихали пересуды о его судьбе во время оккупации, не были исключением.

Как мы помним, Габриель отнюдь не была удовлетворена соглашениями, которые связывали ее с Обществом производителей духов. Когда Пьер Вертхаймер вернулся во Францию, она возобновила попытки пересмотреть контракт в свою пользу. Не будем описывать все многочисленные перипетии этой долгой войны, которой, казалось, не будет конца-края. Скажем только, что она завершилась в 1947 году. С этого срока Габриель получала два процента выручки от всех продаваемых в мире духов «Шанель». Теперь она стала одной из самых состоятельных женщин на планете.

– Теперь я богата, – вздохнет она в разговоре с одним из друзей. Да, теперь она была богата, но по-прежнему томилась без дела – особенно после того, как закончились ее тяжбы с Пьером

Вертхаймером. Но, как это ни парадоксально, с тех пор между ним и между нею завязались отношения доверия и дружбы; длительная битва способствовала установлению между, казалось бы, смертельными врагами нерушимых связей. Больше даже, теперь их объединяла искренняя симпатия – Пьер Вертхаймер был очарован тем, что примирился с бывшей радостью – свыше полусотни лет спустя адвокат Коко Рене да Шамбрен с волнением вспоминал о многочисленных бутылках шампанского, откупоренных по сему поводу. Он был, как и прежде, горд за то, что благодаря тонкостям дипломатии ему удалось добиться этого совершенно неожиданного климата мира и согласия…

* * *

В Швейцарии Габриель приобретает, отчасти по фискальным соображениям, виллу на холме, возвышавшемся над городом Совбален. Здесь располагалось одно из излюбленнейших мест ее прогулок. На вершине холма произрастал красивый лес; оттуда, со смотровой площадки, называемой «Ле Синьяль», можно было любоваться не только озером Леман, но и савойскими, водуазскими и фрибурскими Альпами. Зданию с серыми стенами, окруженному садом в пять тысяч квадратных метров, явно недоставало шарма – это была «вилла с окраины», по выражению самой Габриель. Она попыталась сделать ее более приятной, декорировав интерьер с известной степенью роскоши, которую создали, в частности, ее любимые ширмы от Короманделя, а позднее – еще и металлические стулья, созданные Диего Джакометти, братом известного скульптора. Однако вскоре новую хозяйку виллы вновь потянуло в привычные отели, где она чувствовала себя не так одиноко. Здесь, в Швейцарии, она не искала себе клиентуры, зато обрела в этой стране друзей, которых приглашала то в отель, где она обитала, то в один из ресторанов в старой Лозанне, скажем, в «Ла Боссетт» или «Помм де пен» – «Сосновую шишку». Иной раз Коко, не стесняясь, приезжала потанцевать в пивную в Шексбор, находившуюся в нескольких километрах. В друзьях у нее ходили консультировавшие ее врачи, как, например, доктор Тео де Прё или доктор Вайоттон, которого она поселила вместе с его женой у себя в Рокебрюне. Мадам Вайоттон вспоминала, как слушала в исполнении дуэта – Коко и ее подруги Магги ван Зейлен, матери баронессы Ги де Ротшильд – арии из репертуара Ивонны Принтемпс.

Что же представляла собой ее повседневная жизнь в Швейцарии? До завтрака Коко пребывала у себя в комнате, листая журналы мод или только что вышедшие романы. После полудня она садилась в машину и велела своему «механику» везти ее в леса, растущие высоко в холмах. Там она одиноко бродила час или два, и все это время машина тихонько плелась за нею… Порой к ней наезжали друзья – Рене и Жозе де Шамбрен или Поль Моран, бывший посол Франции в Швейцарии, который оказался в Берне без единого су в кармане… Они часто обедали и ужинали вместе, но разговаривала она мало, и всегда, ссылаясь на спешку, уезжала после десерта.

Право, ничего общего с той жизнью, которую она вела когда-то. Ее существование было серым, как воды озера, которые она так любила созерцать. Такое вот неспешное, вялое бытие… Да и отношения со Шпатцем были теперь далеко не теми, что прежде… Что предпринять, чтобы вырваться из этого болота?

И тут ей пришла в голову мысль – одна из тех, что приходят порою на пороге старости, особенно к тем людям, которые сыграли видную роль в жизни общества своей эпохи. А не засесть ли за мемуары? Конечно, этот проект мог показаться претенциозным. Она не задавалась целью убедить читателей в собственной важности, как и в важности высокой моды, – об этом она вовсе не беспокоилась. Ей просто хотелось