Когти и клыки. Сказания из мира ведьмака - [4]

Некогда было это одно из многих сел на пограничье мира и дикости. Для обитателей село было в те поры безымянным, кое-кто полагал его абсолютным зажопьем, и даже формально, согласно записям в книгах феодальных господ, село оное носило название немногим лучшее, поскольку именовалось Верхним Миноговым. Имя же Чудовенка оно получило десяток лет тому, когда случилась в нем первая ярмарка чудес.

Произошло это попущением судьбы. Случай хотел, чтобы на эти восточные рубежи Севера, граничащие с Лирией, одновременно прибыли четыре изгнанные из Лирии же группы с подпорченной репутацией. Первой были странствующие фокусники и циркачи вместе со всей своей дикой и разношерстной компанией – бородатыми женщинами, двухголовыми карликами и даже человекозвериными гибридами. Ко второй принадлежали изгнанники из Капитула, маги-неудачники или ренегаты. Третьей группой были искатели кладов и артефактов, банда самозваных археологов, грабители подземелий, светлая полоса у которых позволила им отыскать некоторое число по-настоящему действующих предметов.

А последнюю группу, ключевую для инициирования ежегодного торгового праздника, представляла пара братьев из некогда богатой купеческой семьи. Эти учуяли барыш, предоставили капитал и озаботились слухами, сперва удостоверившись, что до долины не дотягиваются обычные нормы и правила. Конечно, маги Капитула были сами себе закон, равно как и богобоязненные жрецы многих религий. Но, как оказалось, на первую ярмарку, довольно еще вялую, не прибыл никто из магов или священников. На последующие, уже куда большие, – официально тоже никто. Однако совсем несложно было различать их среди прибывавших. А поскольку чародеи и жрецы барыш чуяли за лиги, то, едва лишь таковой унюхав, принялись инвестировать, высматривать оказии, продавать и покупать с истовой верой в черный рынок. И дела крутились, а Чудовенка процветала.

Село лежало над озером, издалека сверкало на подорожных многоцветьем красок и приветствовало гостей шумом и гомоном, если не обращать внимания на смрад из кустов. На поросшем камышом берегу раскладывались приезжие, шли гулянки, и было понятно, что многие контрагенты прибыли с опережением и не теряли времени зря.

По другую сторону озера вставала крутая каменная стена высотой в добрых сто футов. На вершине ее стоял разрушенный замок, с такого расстояния едва видимый, особенно если брать во внимание маскирующую его зелень, оплетавшую раскрошенные стены. Замок был свидетельством упадка упомянутых уже купцов-основателей. Прежде чем его успели достроить, он дотла сгорел вместе с обитателями, что устраивали внутри разнузданные празднества и оргии. Говорили о заговоре магов, о взрыве драконьего огня, о мстительных духах. Но что бы ни стояло за пожаром, на саму ярмарку оно не повлияло. Та пережила своих создателей и как раз разворачивалась перед Геральтом и Лютиком во всей красе.

– Вот такие рубежи – это я понимаю! – сказал Лютик, когда они проехали ограду и обнаружили лопающуюся по швам корчму. Засев с пивом на крыльце, приятели наблюдали за приливом человеческих и нечеловеческих толп.

Продавцы расставляли лотки вдоль мощеной аллейки, странно контрастирующей с виднеющимися на ее фоне сельскими хатами. Торговали здесь всем. Хотя большая часть безделушек была, несомненно, подделками, истинной магии попадалось так много, что медальон Геральта то и дело принимался подрагивать.

– Вот это я понимаю! – повторил Лютик, заглядывая на дно кружки. – Нет лучше долины Чудовенки, нет лучше недурной корчмы, услужливого хозяина и полного кошеля, который услужливость эту позволяет использовать!

О том, что пьет он за счет Геральта, поэт даже не заикнулся. А ведьмак смолчал.

– А помнишь, – продолжил совершенно этим не задетый Лютик, – наш предыдущий визит на край света? Середина лета, как и здесь. Чуда-небыли, дьяволы и Живия… Привезли мы оттуда несколько вещиц…

Он при этом гладил лютню и вот-вот уже собирался использовать ее; катализатором такового желания оказалась прохаживающаяся поблизости корчмы троица симпатичных девиц, при виде которых у Лютика аж глаза засветились. Однако запал поэта вдруг угас.

– Это они! – прошипел он во внезапном страхе. – Геральт! Те братья-идиоты!

Ведьмак оглянулся. Сквозь толпу шла троица юношей, загорелых и плечистых. Миновали они коновязь перед корчмой, миновали крыльцо и прячущегося под столом Лютика, а потом исчезли где-то в толпе.

– Эх, Лютик, Лютик, – покачал головой Геральт. – А я говорил. Я не твоя охрана.

– Да хватит тебе. Мы ведь каждый раз это проходим. Ведьмак нейтральный, ведьмак равнодушный, ведьмаки – не вышибалы и не эскорт, поскольку нет им дела до человеческих судеб. Знаешь, что я тебе скажу? Что такой нейтралитет, когда бьют друга – это говняный нейтралитет! И говняный друг.

– По правде, я должен был с тобой договориться изначально и следить за тобой с первого дня. Тогда бы ты не ринулся головой вперед в любовные битвы. И я мог бы теперь не переживать.

– Так ведь и не переживаешь. Видишь, они ушли себе. Впрочем, как я уже говорил, эти трусишки переполошатся уже от одной твоей мордуленции. Не то чтобы ты был уродливей половины этой толпы, однако… Они возвращаются! Геральт! Они в корчму идут! Не сиди так!