Коготь Хоруса - [18]

— Кто это с тобой сделал?

— Я уже сказал тебе, — произнес стоящий труп, а Несущий Слово вновь коснулся своего горла. — Кровавый Ангел.

— Нет. Кто оградил стеной твою душу? Кто запер твою сущность таким образом?

Леор с Фальком глядели на меня так, будто я нес околесицу. Я не обращал на них внимания, ожидая ответа Несущего Слово.

— Я не могу сказать, — передал по воксу мертвец.

Я снова не почувствовал лжи в словах пленника, однако его ответ был столь неопределенным, что мог означать что угодно.

— Не можешь или не хочешь?

— Я не могу сказать.

— О чем ты говоришь, Хайон? — спросил Леор. — Кто и что с ним сделал?

— Его разум и душа ограждены так, как мне никогда не доводилось видеть. Я мог бы пересилить его волю, но все равно не узнал бы ни малейшей доли того, что он скрывает в своей памяти. Кто-то сделал это с ним, но я не могу представить, у кого есть подобные способности. Возможно, мой брат Ариман. Или же мой отец Магнус.

— Я не встречал ни того ни другого, — прохрипел труп в вокс.

— Волнующе, — прокомментировал Леор.

Его голос был полон скуки.

— Почему ты сдался Дурага-каль-Эсмежхак? — спросил я.

— Этого потребовала судьба, — отозвался мертвец.

— Я не верю в судьбу. Скажи мне правду.

— Колесо судьбы продолжает вращаться независимо от того, веришь ли ты в его движение или нет, Искандар Хайон. Его движение столь же неизбежно, как ход времени.

То, что ему было известно мое имя, не стало неожиданностью. Он мог узнать его сотней способов. Меня больше занимал фанатизм, который был различим даже в голосе мертвеца.

— Скажи мне правду, — повторил я.

— Я знаю, где спрятан «Дух мщения». Я несу это знание тем, кому оно нужно сильнее всего.

— Чрезвычайно сомнительная щедрость. Откуда тебе известно, где находится флагман Девяти легионов?

Разноцветные глазные линзы Несущего Слово уставились мне в глаза.

— Потому что я был на его борту.

Я повернулся к Фальку:

— Это ловушка. Это не может быть не чем иным, кроме как ловушкой.

Леор кивнул. Фальк — нет.

— Он лжет? — спросил легионер Сынов Хоруса. — Ты чувствуешь в его словах обман?

Я был вынужден признать, что нет.

— Но его разум огражден, и я понятия не имею, кто его закрыл.

Фальк не унимался — даже триумфальные нотки не могли скрыть отчаяния в его голосе.

— Но он говорит правду, так? Ты можешь сказать точно? Он знает, где находится «Дух мщения»?

— Брат, ты попросил меня странствовать неделями лишь для того, чтоб я поработал для тебя детектором лжи?

— Но это правда, Хайон?

Я вздохнул, чувствуя, что мне не победить.

— Да, твой пленник говорит правду. Какой бы ни была ее ценность.

— В лучшие ловушки кладут приманку, перед которой невозможно устоять, — заметил Леор.

Они углубились в беседу — или же в спор, я не следил за этим. Я продолжал наблюдать за Саргоном. Более всего в изолированном сознании жреца меня беспокоило то, что я ощущал его открытость во всех прочих отношениях. Он не пытался нас обмануть. Он буквально жаждал сотрудничать, столь же добровольно, как носил оковы на запястьях.

— Где «Дух мщения»? — спросил я его.

— На краю Лучезарных Миров, — произнес труп позади меня. — Я говорил об этом Фальку Кибре и теперь говорю тебе.

Я наконец отвел взгляд от Саргона.

— Фальк, если ему нужны мертвецы, чтобы разговаривать, как же он общается, когда поблизости нет трупов?

Легионер Сынов Хоруса покачал головой:

— Обычно он не общается. Несколько раз он пользовался боевыми жестами легиона. Впрочем, у нас на «Зловещем оке» нет недостатка в трупах, особенно после падения Монумента.

— И ты ему веришь? Веришь, что он может отвести нас к «Духу мщения»?

Я не видел лица Фалька, но чувствовал, как тщательно он взвешивает свой ответ.

— Хайон, дело не в вере. У меня и моих людей нет такой роскоши, как выбор. Мы покойники, если Третий легион выследит нас, и покойники, если мы остановимся и дадим бой. Быть может, их кузнецам плоти и кровавым кудесникам и потребуется целая вечность на клонирование примарха, если это вообще удастся, однако я нанесу удар раньше и лишу их такой возможности. Если Саргон лжет, мы можем умереть на окраине Ока. Это риск, на который я согласен пойти.

Теперь, когда факты предстали в столь жестком свете, я начал понимать, почему Фальк не видит иного пути.

— Я пойду, — вновь подтвердил я. — Я с тобой.

Я чувствовал приближение головной боли. Меня так и подмывало установить ментальный контакт и общаться без помощи слов, в безмолвном слиянии разумов. Однако я слишком долго пробыл рядом с бездумными сородичами-рубрикаторами, упражняясь в психическом контроле на тех, кто не имел права сопротивляться. Чтобы вести настоящий спор с другими людьми, требовалось больше терпения.

Этот разговор о пророчестве доставлял наслаждение Ашур-Каю. Он смотрел моими глазами, и концентрация его была остра, словно отточенный клинок. Он готов был ухватиться за любую мелочь, подтверждающую возможность прорицания. Меня куда меньше привлекало это ненадежное искусство — скорее, меня занимала защита, которая изменила разум Саргона, а холодная искренность Фалька только усугубила мою тревогу.

— Мы живем в самой преисподней, — сказал я. — На каждого из нас, кто сохранил рассудок, приходится тысяча призраков и безумцев. Я в долгу перед тобой, Фальк. Я не верю этому оракулу, но я пойду с тобой.