Коготь динозавра - [18]
Он озирался по сторонам, но все вокруг занимались своим делом: Людмила Ивановна обходила линейку, Вике и Светке новые подружки показывали свои вышивки на гутулах, мальчишки с упоением натягивали монгольские луки.
Только однажды, когда он стоял у фонтана, рядом вроде бы промелькнуло знакомое лнцо. Но он отмахнулся от этой мысли: знакомые в Гоби? Чушь!
Между тем горн протрубил сбор, и две девочки, кланяясь, пригласили гостей в огромную голубую юрту.
По стенам её в клубах пыли летели расписные кони, мчались верблюдицы, а за спинами юных всадников, как алые крылья, трепетали концы пионерских галстуков…
В прохладной полутьме кругом сидели ребята. Будто поплавки, нетерпеливо поднимались и опускались их головы.
И только в самом центре свободная скамейка ждала гостей.
Ребята шумели, подталкивали друг друга, кого-то высматривали, и Церендорж сказал:
— Спорят, кто начнёт программу.
Но вот в круг вошли девочка и мальчик и, взявшись за руки, стали читать стихи про Монголию и Советский Союз. Им громко зааплодировали. Церендорж начал переводить, но Светка сказала:
— Зачем? Всё понятно!
— Ну и хорошо! — улыбнулся он и зааплодировал ещё сильней.
Потом все хлопали быстрым акробатам.
За ними — нарядным танцорам с луками.
И вдруг, расставив руки, как снижающаяся птица, на сцену выбежал невысокий лобастый мальчишка. Он сделал круг, хлопнул себя ладонью в грудь, и зрители восторженно закричали.
Начальник лагеря объявил:
— Выступает Калыртэн.
Мальчишка лукаво посмотрел в сторону делегации, подмигнул. Василий Григорьевич привстал со скамьи. Он готов был дать голову на отсечение, что это лицо ему знакомо. Конечно, знакомо.
Он подтолкнул Церендоржа, но тот прошептал: «Тс-с-с!» — и, сложив на животе пальцы, притих в предвкушении удовольствия.
Калыртэн произнёс два каких-то слова — в юрте примолкли — и вдруг зарычал так, что члены делегации переглянулись, а в зале раздался визг восторга.
Он сделал шаг, махнул несуществующим хвостом. И всем стало ясно, что на прогулку вышел некто сильный и грозный.
Калыртэн разыгрывал басню о том, как грубый тиран обижает в округе всех, кто попадёт под руку — и больших и малых. Перед ним заискивают, его боятся, его умоляют. И вдруг кто-то маленький, скорее всего зайчишка, смелостью и умом одерживает над ним победу.
Руки мальчика то извивались и льстиво плыли навстречу властелину, то он превращался в волка — нет, скорее в тираннозавра! — и угрожающе заносил лапу, чтобы раздавить, смять, уничтожить!
И когда Калыртэн, уже маленький храбрец, вытер о шкуру поверженного врага ноги, вывернул её наизнанку и отшвырнул в сторону, ликованию ребят не было предела. Поделом врагу!
Это было необыкновенно! Перед глазами прошло, промелькнуло столько лиц, столько зверей. Целая драма! И всё это был один маленький Калыртэн!
Зрители требовали артиста на сцену. Василии Григорьевич твердил:
— Замечательно! Настоящий артист!
— И всё понятно… — сказала Светка.
— Та! Артист! — закивал Церендорж.
— У него, наверное, и родители артисты, — предположил Коля.
— Нет. У него нет родных. Папа бил шофёр — погиб. Случилась беда… Мама умерла. А вырастили его доприе люди и народная власть… Талант!
Василий Григорьевич и сам рос без отца и без матери. И его тоже вырастили добрые люди и народная власть. И может быть, ещё поэтому он хотел сказать маленькому артисту что-нибудь очень хорошее, но вдруг заметил, что Калыртэн лукаво смотрит в его сторону.
— Сейчас пудет сцена: «Калыртэн летит со слёта», — сказал Церендорж.
Теперь Василий Григорьевич вспомнил.
Но и вспоминать было незачем. Калыртэн всё показывал сам.
Вот он раскинул руки и словно полетел вверх. И показалось, что вместе с ним все стали набирать высоту. Вот пассажиры стали жевать конфеты и ронять головы на ладони: голова — налево, голова — направо. Вот тоненькая, как струйка воздуха, прошествовала по салону стюардесса. И тогда Калыртэн встал и на цыпочках пошёл к кабине пилота смотреть, как летит самолёт.
Руки его показывали, как широко раскинулись внизу пески, как переливались барханы и поднимались горы… Как в салоне все спали. И только один человек, на груди у которого были полоски, — Калыртэн показал на Василия Григорьевича, и все в юрте, посмотрев на него, засмеялись, — только он один смотрел Калыртэну вслед хитрым пришуренным глазом…
Да! Это был прекрасный импровизатор. Он на ходу создавал целый спектакль! Но ведь импровизировать нужно было честно! И Василий Григорьевич вдруг подмигнул артисту и схватился за живот. Калыртэн захихикал и закружился волчком на сцене! Будто пошёл на посадку.
Василий Григорьевич бросился в круг. Ему хотелось поблагодарить и обнять мальчишку. Но Калыртэн выскользнул и исчез. А Церендорж объявил, что сейчас будет выступать он — моряк и журналист Василий Алейников.
Этого Василий Григорьевич совершенно не ожидал. Но, посмотрев на ребят, вдруг понял, что должен им что-то сказать! И он рассказал, как встретил в Гаване девочку, которая с пулемётом на плечах прошла с Фиделем через всю Кубу; как играл в Индии с мальчишкой, который спас от акулы друга; и как подружился в Африке с мальчуганом, который каждый кусок хлеба делил на всех своих друзей.
