Когорта - [55]

…Но он не зря напомнил Ухтомскому о том, что случилось у бетонной стены Головинского кладбища. Слово разит… Бегущее Солнце на груди – знак Власти. Николаю не нужна была власть, требовалось только, чтобы охрана оказалась не слишком внимательной…

Ближе к вечеру Лунин взял извозчика, велев ехать к Южному вокзалу. На полдороге он отпустил экипаж и осмотрелся. Улица, на которой он оказался, была застроена убогими домишками, так непохожими на роскошные особняки центра. В этот час людей было немного, что Николая вполне устраивало, и он не спеша двинулся к высившейся вдали громаде Благовещенского собора.

Патруль возник неожиданно, из-за угла. Четверо – немолодой поручик, явно из мобилизованных, и трое совсем юных юнкеров. На лице поручика было написано равнодушие, юнкера же, напротив, пылали служебным рвением. Последовало неизбежное «Стой!», юнкера сняли винтовки с плеч, а поручик, бросив беглый взгляд на приличный костюм и модный галстук Лунина, потребовал документы. Было заметно, что делает он это даже не ради порядка, а просто не желая охлаждать юнкерского энтузиазма.

Николай не спеша вынул корреспондентскую карточку и прикрыл глаза, сосредоточиваясь. Руки потеплели, налились кровью, зашумело в висках. Знак начал пульсировать.

– Вы репортер, господин Лунин? – удивился офицер, вертя в руках документ. Появление корреспондента в вечерние часы в этом гиблом месте заинтересовало даже его.

– Я корреспондент, – медленно выговорил Николай, стараясь чтобы слова шли в такт с ритмом Бегущего Солнца, – я имею право ходить здесь…

Офицер замер, а затем столь же медленно произнес:

– Вы… корреспондент. Вы имеете право… ходить здесь… Николай улыбнулся.

– Отдайте пропуск!

Офицер протянул карточку и застыл.

– Руки вверх! Все! – неожиданно для себя приказал Келюс и через секунду мог полюбоваться зрелищем, которое наверняка порадовало бы его деда.

– С поднятыми руками… Сто шагов вперед… Затем забыть обо всем, что здесь было… Марш!

Патрульные, неуклюже пошатываясь, сделали первый шаг. Зрелище было жутковатым, словно офицер и ретивые юнкера разом лишились воли, превратившись в безвольных кукол. Келюс вдруг понял, что так оно, собственно, и случилось.

Он заставил себя досмотреть все до конца. Патруль дошагал почти до перекрестка, затем все разом опустили руки, офицер удивленно обернулся, что-то сказал юнкерам, затем как-то неуверенно пожал плечами… Николаю стало страшно. Во время болезни ему казалось, что бояться нечего и некого. Но тогда в нем говорила болезнь, теперь же… Кем он стал? Хозяином древней силы, подвластной Бегущему Солнцу, – или слугой?

Вещи едва заполнили половину рюкзака – за эти месяцы имущество Келюса пополнилось, кроме немецкой бритвы, подаренной Макаровым, только несколькими книгами, купленными на букинистическом развале. Лунин забежал в университетскую библиотеку, надеясь застать там Кагарова, но Евгения Георгиевича не было. Николай вспомнил, что начался учебный год и профессор наверняка читает лекцию в одном из университетских корпусов. Он решил оставить Кагарову записку, но затем спохватился. Завтра, чем бы ни закончился его замысел, все его знакомые немедленно попадут под подозрение.

К полковнику Колтышеву он все же зашел. Было бы странно, если бы Лунин не нанес прощальный визит начальнику объекта. Впрочем, тот спешил на службу, и прощание оказалось коротким.

Больше видеться было не с кем. К Плотникову Николай решил не заходить, опасаясь, что выдаст себя в разговоре. Он готовился уничтожить то, что Мик создавал в эти сумасшедшие месяцы. После, когда все кончится, Плотников поймет все сам. Может быть, поймет…

Весь день Николай маялся, а к вечеру его начало томить беспокойство. Вдруг подумалось, что Макаров может обмануть. Даже не обмануть, просто не успеть достать обещанное. Адские машины не входили в снаряжение красных шпионов. Николай помнил из читанных в детстве мемуаров, что Макаров почти не имел связей в Харькове, действуя на свой страх и риск. Келюс чуть было не решил пойти прямо на квартиру, где жил капитан, но вовремя спохватился, сел за стол во дворе и, положив перед собой часы, принялся ждать. Наконец, в половине девятого он встал и не спеша направился к Университетской горке, где стоял бронзовый Каразин.

У памятника основателю Харьковского университета стояло несколько лавочек. На одной из них уютно устроились две старушки, о чем-то оживленно переговариваясь. Николай тут же прикинул, похожи ли эти бабушки на агентов контрразведки, но решил, что выдавать его Макаров не станет. В крайнем случае Николай мог ожидать пулю в спину, но едва ли красный шпион не воспользуется шансом уничтожить Канал. Нет, Макаров не должен обмануть! Оставалось одно – ждать.

По сторонам Лунин решил не оглядываться, тем более вокруг было безлюдно, если не считать говорливых старушек и прихожанок, возвращавшихся с вечерни из Успенского собора. Бояться нечего, он ни в чем не виноват, просто сидит и отдыхает рядом с памятником столь популярному в Харькове Василию Назаровичу Каразину. Николай закрыл глаза и попытался ни о чем не думать. Вечер был еще по-летнему теплым, вдали, со стороны вокзала, слышались паровозные гудки, где-то неподалеку стучали колеса пролеток… – Николай Андреевич! Господин Лунин… Келюс открыл глаза, оглянулся. Он мог ожидать кого угодно – рабочего паренька с адской машиной в мешке, интеллигентного старичка с бомбой в потертом кожаном портфеле…