Когда я был мальчишкой - [46]

А пленных было жалко. Не всех, конечно, а тех, у кого были несчастные человеческие лица.

Хорошо это или плохо – что мы отходчивый народ?

Сергей Тимофеевич пришел к нам радостно возбужденный.

– Получил весточку от Тихомирова!– сообщил он.– Сережа пишет, что рассчитывает месяца через два встретиться со мной – рана заживает. «На старости я сызнова живу, минувшее проходит предо мною». Володя, ты мой амулет, твоя близость приносит мне удачу!

– А моя?– ревниво спросил я.

– И твоя!– засмеялся Сергей Тимофеевич.– Эх, Сережа, Сережа, думал ли я, что тебя увижу?

Сергей Тимофеевич был счастлив, и мы искренне его поздравляли.

– Утром допрашивал фельдфебеля,– рассказал он.– Отпетый нацист, убежденный в превосходстве арийцев и в их исторической миссии. Пытался меня убедить, что по числу гениев на душу населения Германия стоит на первом месте. Пришлось взять в руки карандаш и доказать, что Россия, англосаксы и французы нисколько не уступают немцам по этому показателю, а если Германия в чем-то и превосходит их, то лишь в одном: по числу великих ученых и деятелей искусства, изгнанных из страны за время фашистской диктатуры. Отвел я душу на этом ученом фельдфебеле!

– Какой у вас размер ноги, Сергей Тимофеевич?– подмигнув мне, спросил Володя.

– Сорок первый. А что?

– Примерьте, пожалуйста,– сказал я, доставая из вещмешка отличные хромовые сапоги.

– Вот спасибо!– поблагодарил Сергей Тимофеевич и озабоченно спросил:– Надеюсь…

– Все в порядке,– успокоил Володя. – Мишка на чернобурку выменял, носите на здоровье.

– На чернобурку?– засмеялся Сергей Тимофеевич.

История действительно была забавная. В подвале полуразрушенного дома мы с Митрофановым обнаружили бочку моченых яблок. Наполнив два эмалированных ведра, мы отправились угощать ребят, не забывая и себя – всю дорогу наши челюсти энергично работали. Навстречу нам шло несколько солдат. Один из них, набросив на плечи роскошную чернобурку, под смех приятелей кокетливо поводил бедрами. Увидев в наших руках столь редкостное лакомство, ребята остановились.

– На шарап!– предложил владелец чернобурки.– Налетай, славяне!

– Я тебе налечу!– грозно пообещал Митрофанов.– Лично для товарища Ряшенцева несем, понял?

– Дай хоть погрызть, скареда!

– Локти грызи,– посоветовал Митрофанов.

После длительного торга чернобурка оказалась на моих плечах, а одно ведро с яблоками перекочевало к ее бывшему хозяину. При виде чернобурки все встречные хохотали, а я паясничал вовсю, чрезвычайно довольный производимым впечатлением. И тут мы столкнулись с командиром второй роты лейтенантом Кулебяко, который галантно вел под руку красавицу медсестру Танюшу и рассыпался перед ней мелким бесом. Под мышкой у Кулебяко были только что полученные в военторге хромовые сапоги. Как и следовало ожидать, Танюша всплеснула руками, и на ее прекрасном лице так явственно отразились переживаемые ею чувства, что Кулебяко мгновенно сообразил, какого козырного туза он может заполучить.

– Чернобурка?– поманив меня рукой, спросил Кулебяко.– Гм… смотри, Танюша, нашей выделки, в Россию возвращается награбленное фрицами имущество.

– Так точно, возвращается, товарищ гвардии лейтенант!– поддержал я.

– Для кого она у тебя?

– Для невесты, товарищ гвардии лейтенант! Танюшины глаза метнули молнии, и Кулебяко перешел к делу:

– Махнем не глядя? Даю парабеллум с тремя обоймами.

– Моя невеста штатская, товарищ гвардии…

– Оставь…– Кулебяко поморщился.– Хочешь портсигар-зажигалку?

– Моя невеста не курит, товарищ…

– Тьфу, заладил!– обозлился Кулебяко. – Учти, с чернобуркой не отпущу. Чего за нее хочешь?

– Сапоги…– глядя в сторону, шепнул Митрофанов.

– Моей невесте нужны сапоги,– доверительно сообщил я и, предупреждая вопрос, добавил: – У нее большая нога, с портянкой будет как раз.

Кулебяко побагровел, но глаза Танюши были столь красноречивы, что африканский обмен состоялся, к взаимному удовлетворению.

Сергей Тимофеевич натянул сапоги и любовался ими, улыбаясь.

– Когда в наступление пойдем, не знаете?– поинтересовался Володя.

– Опасаешься, что без нас Берлин возьмут?

– Как раз наоборот,– серьезно ответил Володя,– пополнение бы нам денька два подкормить, еле на ногах ребята держатся – из освобожденных военнопленных.

Сергей Тимофеевич помрачнел.

– Проводите меня, друзья, и отсыпайтесь: видимо, завтра двинемся дальше. Да, Володя,– спохватился он,– раздобыл для тебя превосходный аккордеон, валялся бесхозный в двух шагах от дома. Воспользуюсь служебным положением и буду возить с собой на штабной машине. Доволен?

– Еще бы!– обрадовался Володя.– Эх, руки чешутся!

– У меня полный склероз!– ахнув, засмеялся Сергей Тимофеевич и достал из кармана две коробочки.– Утром разведчики принесли Локтеву целый ящик ручных часов – нашли в штабе, и не каком-нибудь, а танковой дивизии «Охрана фюрера»! Как я понимаю – спецзаказ для награждения доблестных эсэсовцев, разгромивших азиатские орды под Берлином. Но от дивизии осталось одно воспоминание. Смирно, товарищи гвардейцы! Получайте часы и заканчивайте войну по московскому времени.

Мы сердечно поблагодарили Сергея Тимофеевича и проводили его до штаба.

И тут, как назло, нам повстречался лейтенант Кулебяко. Уже потом мы узнали, что над ним смеялся весь медсанбат – получив чернобурку, Танюша вспомнила, что ей пора на дежурство, и бежала, не оставив несчастному влюбленному ни малейшей надежды. Кулебяко шел злой как черт. Увидев на Сергее Тимофеевиче знакомые сапоги, он остановился: