Когда я был мальчишкой - [43]

Пока я рылся в шкафу, а Митрофанов швырял кинжал в большой портрет Гитлера, Володя выволок из погреба несколько банок компотов и окорок, велел нам подождать и вскоре вернулся, таща за собой на поводке скулящую собаку.

– Для проверки,– пояснил Володя и бросил псу кусок окорока. Голодный пес проглотил его, почти не разжевывая, завилял хвостом, жадно съел еще один кусок и вылакал из тарелки компот.

– Налетай, славяне!– провозгласил Володя, и мы, не ожидая нового приглашения, дружно принялись за немецкие харчи.

Наелись и повалились кто куда: на кровати с пуховыми перинами, на диван, просто на пол, и заснули, как я уже говорил, беспробудным мертвым сном.

Нас разбудил Сергей Тимофеевич. Пока мы с Володей протирали глаза, он из фляжки наполнял бокалы красным вином.

– Через несколько минут все равно подъем,– извиняющимся голосом проговорил он.– Я рад, что вы живы, выпьем за победу, друзья мои.

Мы выпили. Сергей Тимофеевич был небрит, и седая щетина очень старила его похудевшее лицо. Через расстегнутый воротничок проглядывали белые бинты.

– Вы ранены?– хором вскричали мы.

– К счастью, очень легко, – ответил Сергей Тимофеевич.– Осколком гранаты, но его уже вытащили. Я все о вас знаю, только что говорил с Виктором. Когда дойдем до Шпрее, нас, наверное, отведут на переформирование. Локтев сделал меня своим переводчиком и не отпускает ни на шаг. Он умница и храбрец. Во время атаки штаба немецкими автоматчиками – не только ваш батальон, все мы были в окружении!– он показал себя хладнокровным и умным солдатом. Володя, Ряшенцев представил к орденам Виктора, Юру Беленького и тебя. Я горжусь тобой. Миша, держись Володи, и у тебя все будет хорошо. Дайте я вас обниму и побегу – отпросился на три минуты.

Мы обнялись. Сергей Тимофеевич побрел к двери, обернулся и развел руками.

– Хотел сказать на прощанье: «Берегите себя», но как-то неловко. Я-то ведь оказался в штабе…

И ушел, по-стариковски шаркая подошвами покрытых высохшей грязью ботинок.

И еще один раз я готов был провалиться сквозь землю – вторично за трое суток.

Несколько часов мы шли в арьергарде полка. Передовой батальон дрался с рассеянными по лесу группами немцев, а когда мы спешили на помощь, перестрелка кончалась. На коротком привале я уснул – свинцовая усталость. Спал я пять минут, не больше, и, когда Митрофанов толкнул меня локтем в бок, рота уже двинулась в путь. Я догнал ребят, прошагал в полузабытьи метров двести – увидел перед собой страшные глаза Володи.

– Где диски?!

В деревне нашему отделению дали ручной пулемет, а оба запасных диска Володя поручил нести мне. И они остались на привале! Я побежал обратно, проклиная все на свете, долго разыскивал диски и снова догонял своих – наверняка самый памятный бег в моей жизни. Володя, взглянув на мою совершенно удрученную физиономию, ласково пошлепал меня по затылку.

– В следующий раз наматывай шнур с дисками на руку, не забудешь. А ну, улыбнись!

Подарок судьбы – то, что рядом со мной был Володя.

Последний за эти трое суток бой мы вели ночью.

Впереди лес горел, и пришлось с хорошей мощеной дороги свернуть в темную чащу. Мы брели, спотыкаясь от усталости и обнимая встречные деревья, окликали друг друга, и все равно роты в конце концов так перемешались, что уже нельзя было разобрать, каким приказам подчиняться и кого слушать. К тому же полил сильный дождь, который легко пробивался сквозь прореженный лес, луну заволокло тучами, и стало совсем темно. Мы надели выданные нам немецкие плащ-палатки и продолжали двигаться в неизвестность, мечтая о костре и кружке кипятка.

– Знаешь, Мишка,– тихо проговорил Володя,– я решил твердо: как война окончится, поеду к Сергею Тимофеевичу. Вот иду и все думаю о нем, многих людей перевидел, а ни к кому такого не чувствовал. Как родной… Ответь, только честно: сварит у меня мозга на учебу?

– Мнительный ты человек, Володя,– сказал я.– В институте я учился, точнее, иногда посещал. Большинство студентов нашего курса тебе и в подметки не годятся! Сергей Тимофеевич говорил ведь, что ты все на лету схватываешь.

– Эх, если бы и в самом деле так,– радостно вздохнул Володя.– Я б Тимофеичу дал слово: пока не выучусь – не женюсь, это точно. И работать буду обязательно, не хочу быть в тягость.

– Восьмой, девятый и десятый классы за один год пройдешь, как мы с Сашкой,– развивал я перспективу.– А девчонка, если умная попадется, нисколько не помешает. Правда, тебе с ними придется трудно – красивый ты, черт. Вешаться на шею будут.

– Хочешь, открою один секрет?– хмыкнув, шепнул Володя. – Только никому ни гугу! У меня еще ни одной бабы не было, разговоры одни, понял? Подлость это – погулял, и в кусты, а она, может, сына родит, которого ты в глаза не увидишь.

И в этот момент раздалось несколько взрывов: минное поле! Крики раненых заглушили пулеметные и автоматные очереди, откуда-то сбоку посыпались мины, и мы, не ожидая команды, бросились на мокрую холодную траву.

– Братцы, помогите!– в десятке метров от нас кричал раненый.

Володя сделал знак, и мы поползли на крик. Передав мне автомат, Володя перетащил стонущего бойца на свою плащ-палатку, и мы, ухватившись за края, поволокли его назад.