Когда в сердце пылает любовь - [7]

— Я не понимаю. Я есть на балу — плохо, меня нет — тоже плохо? Высокородные леди сами уже не знают что хотят, — стала я оправдываться перед братьями. — Желают обвинить меня в том, что подрались, как безродные? Между прочим, я уже лет десять никому не пачкаю чернилами платья и не нагоняю в причёски ветер. Детские забавы я оставила давно, как только поняла, что терпение отца невечное и ремень мне всё же светит, если что‑то подобное вытворю.

— О, Хэни, — застонал Трибориндил, — не проще просто быть обычной девушкой, как все?

— Нет, как все у неё не получится, — насмешливо произнёс Хани. — Она у нас просто прелесть. Видел, скольких моя крошка убила? Я посчитал — тридцать три! Какая красивая цифра.

Я шла, ведомая братьями вдоль улицы, удаляясь от ворот, и не понимала — чего они такие весёлые? Мысли путались. Я оглянулась на короля и поймала его нежную улыбку. Он провожал нас взглядом и, заметив, что я смотрю на него, величественно кивнул.

— О, моя крошка поплыла. Хэни, слюной закапаешь тунику, — издевался надо мной Ханинэль.

Я же не могла отвести от владыки взгляд. Как же он был хорош! Он был безупречен в движениях, прямая осанка, мягкий тембр голоса. А как он держал голову!

— Держи платок, Хани, а то у тебя скоро кровь носом пойдёт, — посмеивался старший братик.

Я оскалилась, предупреждающе клацнула зубами. Он у меня дождётся, я скоро его покусаю по — настоящему.

— Вот вы где! — раздался радостный голос принца. Ириадил подбежал к нам, отходя от небольшого отряда лучников. — О, Хэни, ты чего на праздник не пришла? Там такое было веселье! Чуть до драки дело не дошло, представляешь, а обвинить тебя никто не может. Так как они сами и без тебя переругались. Отец очень тобой недоволен.

Я скинула руки братьев с себя, подошла к принцу. Подбоченилась, гневно поджимая губы. Он был выше меня на голову, хорош собой, но до отца ему было, как до предрассветной звезды.

— Ириадил, мой принц, вам не кажется, что винить во всех своих неудачах меня глупо! Обвинять меня в том, что я честна как сама с собой, так и с остальными — постыдно! Да, я люблю твоего отца, и не скрываю этого! Но это не повод издеваться надо мной!

Я сорвалась на крик, а затем трусливо сбежала. Только дома поняла, что устала от насмешек. Что плохого в том, чтобы любишь? Почему все считают это детским увлечением? Они же не понимают меня. Сердце сходит с ума от тоски. Оно хочет быть ближе к королю. Я хочу любоваться им без этих нелепых одёргиваний. Мама требует соблюдать этикет и стрелять глазами тогда, когда мужчина этого даже не видит. Зачем? Он же не видит?!

Глупые правила, глупый этикет.

— Всё равно люблю его, — буркнула себе под нос и направилась в душ, смывать с себя грязь и даже не с тела, сколько с души.

Для начала решила сменить цвет волос. Завтра на отборочных соревнованиях я должна быть неузнанной. Кто‑то из братьев обязательно будет присутствовать. Приказала служанкам меня не тревожить и в комнату не заходить, заперла дверь на замок, наложив чары. Краску купила заранее и теперь, наливая воду в порошок, плела наговор, чтобы не подвела и продержалась несколько лет.

Затем нанесла на влажные локоны, прислушиваясь к шуму в холле. Домой родственники вернулись. Мама строго спрашивала у братьев, где я, и те сдали с потрохами. Хотя, может, они и правы, нервы родительницы важнее душевного состояния младшей непутёвой сестры. Матушка поднималась по лестнице, а я заперла дверь в душевую и пустила воду.

— Хэнтариэль, выходи! — не поднимая голоса, приказала она, легко открыв дверь в мою комнату. Ей, в отличие от служанок, мои чары развеять — дело секундное.

Слух у меня был прекрасный, и поэтому я не могла проигнорировать требование.

— Мам, я моюсь! — крикнула в ответ.

— Как закончишь, спустись в гостиную, у нас будет серьёзный разговор!

Что‑то не нравился мне настрой матушки. Братья были правы. Она в ярости. Что такого мог сказать ей король, что вывел всегда спокойную мать из себя?

— Как скажешь, — отозвалась, расстроенно вздыхая и глядя на волосы. Нельзя чтобы кто‑то догадался о моей задумке.

Выдержав положенное время, смыла краску. Замотав волосы полотенцем, накинула халат на плечи и стала спускаться вниз, прислушиваясь к голосам родителей.

— Гана, почему ты скрывала это от меня? Я что, недостоин твоего доверия? Почему, любовь моя?

Я остановилась, замерев мышкой. За спиной практически бесшумно встал Хэни. Я прижала палец к губам, оборачиваясь к нему. Он, улыбаясь, положил ладони мне на плечи.

— Любимый, ты всё не так понял. Я люблю тебя.

— А я? — спросил отец.

Мы недоумённо переглянулись с братом. Да и слепцу видно, что они любят друг друга. Что за вопросы?

— Дорогой, тебе надо успокоиться, — попыталась усмирить мать отца и только подлила масла в огонь. Всё наше семейство славилось взрывным нравом. Такова натура Ясил.

— Как тут успокоиться! Почему я это узнаю от короля, а не от тебя, жена моя?

Дело принимало серьёзный оборот. Отец стал называть маму женой, намекая ей на её место. Да он просто вне себя от гнева. Я приготовилась тушить пожар, если отец не справится со своей стихией.

— Наши чувства настоящие и взаимные! Они истинны!