Когда в прицеле любовь - [3]

Враги отползли назад. Теперь можно было передохнуть. Все равно там уже поняли, что работает снайпер, и не сунутся до темноты. Жданка достала из рюкзака термос, контейнер с бутербродами. Странно, когда-то попробовав жареную брынзу с белым хлебом и помидорами, настолько пристрастилась к этой нехитрой пище, что теперь всегда брала с собой на позицию… Единственное, что осталось от той недолгой мирной жизни… Разве могла она когда-то предположить, что счастье окажется недолгим, а расплата за него – такой страшной. Уезжая сюда вместе с мужем, она больше всего хотела убежать от навалившихся проблем, бесконечных очередей и страха перед неизвестностью. Страна разваливалась прямо на глазах. То, что казалось незыблемым, вдруг стало рассыпаться, словно замок из песка. Людей охватила паника. Кто-то ломанулся в Народный фронт, кто-то с пеной у рта ратовал за возврат к социализму. Все как один дружно бегали по опустевшим магазинам в тщетной надежде купить хоть что-то из еды. Брак с Себастьяном давал реальную возможность вырваться из кошмара. Благо и семья его с радостью готова была принять невестку. Жданка любила мужа и в самом деле готова была отправиться за ним на край света. Даже не слишком хорошее знание языка не особенно останавливало ее. Какая разница! Язык можно выучить, а там и работу найти. Благо язык-то почти свой, по крайней мере славянский. С Себастьяном Жданка начала почти сразу говорить по-сербски, или почти по-сербски. Только с младшей сестрой Себастьяна, Люцией, она так и не нашла общего языка. Жданка не устраивала девицу абсолютно всем: и как одевается, и как ходит, и как говорит; прожили они под одной крышей всего месяц, после чего Себастьян вместе с молодой женой переехал в Баня-Лука. Кто тогда мог предположить, что в октябре начнется первая война! Почти год продолжались яростные стычки на границах. Люди, жившие бок о бок, возненавидели друг друга и готовы были порвать бывшему соседу глотку. И хотя в городах было относительно тихо, Себастьян одним из первых узнал, что такое кровь человеческая. Сначала в больницу начали привозить раненых из пограничных сел, а спустя два года, когда война перешла в активную фазу, его призвали на службу в армейский госпиталь. Он появлялся дома изредка, когда удавалось оставить ненадолго тревожную службу. Жданка к тому времени успела стать мамой, вполне освоила язык, устроилась на работу учителем русского языка в привилегированную гимназию…

Хоронили Себастьяна в закрытом гробу. Жданке даже не разрешили взглянуть на то, что осталось от мужа. Только из рассказов очевидцев она смогла составить неясную картину того, как погиб ее любимый человек. Спустя две недели отвезла сына к бабушке. Дмитру Стоянович пытался отговорить Жданку, но она стояла на своем. Оставила ребенка родным – и на следующий день записалась в отряд самообороны.

Первый разряд по биатлону сыграл свою роль. Через неделю общей подготовки Жданка получила первую винтовку и вышла на позицию, через месяц – стала самым результативным снайпером в отряде.

Полгода в любую погоду она выходила на огневой рубеж. Деньги, хотя и немалые, были для нее второстепенны, особенно после того, как янкесы разбомбили дом, в котором жили родители Себастьяна. Ни от дома, ни от сына не осталось ничего. Только память о нежных детских ручках, которые когда-то касались ее лица. Теперь Жданка стала не то чтобы особенно кровожадной, она превратилась в машину мести. Даже Лукc ничего не мог сделать. Все стрелки безоговорочно подчинялись командиру, только Жданка оставалась исключением. Никакие меры на нее не действовали. Она даже слушать не хотела о перемириях. Каждый день женщина выходила на позицию, каждый день сдавала сведения о пораженных целях. Когда на линии перемирия начали появляться американские военные, охота на них стала основным занятием Жданки. Однажды Лукc запер ее в подвале. Впрочем, в тот же вечер он горько раскаялся в содеянном. Жданка ушла ночью. Спустя два дня она вернулась, раненная, с простреленной ногой… довольная.

– Все, Лукc, я положила всех! – сказала, придерживая рукой простреленную ногу.

– Кого всех? – поинтересовался командир.

– Весь пост янкесов! Пятерых. Отметь у себя. На двадцатом километре.

– Ты ранена! Нужно к врачу! – Лукc увидел, как мутнеют глаза Жданки.

– Ерунда! Все равно недолго осталось! – успела сказать она и потеряла сознание.

В госпитале Лукc навещал ее почти каждый день. Рана оказалась пустяковой, но крови Жданка потеряла много. Чтобы полностью восстановиться, пришлось без малого две недели отлеживаться. Лукc, всегда суровый и неприступный, таскал ей цветы и фрукты, вообще вел себя не как командир подразделения, а как влюбленный мальчишка. Она только удивлялась происшедшим с ним метаморфозам. Но воспринимала их как-то вскользь. Внутреннее, душевное состояние было у Жданки куда хуже, чем физическое. Да, она вернулась, отомстив сполна за смерть мужа и гибель сына, но ощущение пустоты и одиночества охватило ее. Она не хотела больше жить. Ради чего, спрашивается, нужно все то, что она делает? Все равно с того света уже никого не вернуть. А каждый ее выстрел несет смерть, раскручивает страшный маховик войны, которую невозможно остановить. Тоска, жуткая, безысходная, навалилась могильным камнем, не было никаких сил освободиться от нее. Отвращение к жизни было велико, Жданку раздражала даже забота Лукса.