Когда усталая подлодка... - [19]

— Ну что, мичманец, вляпались мы в лужу по твоей милости, а? Почему у тебя на карте не обозначен этот кабель? А может, мы не там встали?… — навалился на меня командир с обвинениями.

— Тащ командир! Вы же сами определяли место по трем контрольным пеленгам перед погружением и после всплытия! Мы в нашей точке, с точностью до метров! А вот почему не обозначен кабель на карте — не знаю… — оправдываюсь изо всех сил. Кому охота быть утопленным?!

По бухте спешили к своим причалам другие «эсочки», а мы еще ковырялись с выборкой якоря, пытаясь освободиться от кабеля.

— Потерять якорь — позор мне и кораблю. Но если мы оборвем кабель, не миновать головомойки и комбригу. Положит он нас в этой точке на грунт до скончания века… Якорь-цепь расклепать и сбросить якорь вместе с кабелем! Шпарим к причалу, а там будем думать, что делать дальше и как выскребаться из этого говна… Только быстро! Сам смотайся на носовую надстройку и ускорь это дело… — высказывает свое решение командир, обращаясь к старпому.

— Робертине Лоретти я вырву яйца, и однозначно! (Робертино Лоретти — кличка штурмана на экипаже). Тебя утоплю в следующий раз, если не справишься с важнейшей задачей. Видишь вон тот зеленый забор недалеко от плавпричалов? — это уже ко мне.

— Вижу, тащ командир!…

— Так вот, за тем забором — склады НЗ. На складе есть все, в том числе и якоря с якорь-цепями. А еще там есть древний мичманюга, который может решать любые вопросы. К завтрашнему утру на лодке должны быть якорь-цепь и якорь в клюзе. Усек? Более подробный инструктаж и атрибуты душевного общения с мичманюгой получишь у старпома… Оба мотора — Товсь!… — скороговоркой озадачил меня командир, как только старпом прокричал с надстройки откровенную липу:

— Якорь чист и в клюзе! Можно давать ход…

Через полчаса мы уже ошвартовались у плавпричала, но вторым корпусом к нему.

— Срок исполнения приказа командира остается прежним. Вот тебе пара бутылок шила за якорь и автокран. Набери еще пару рюкзаков тушенки и рыбных консервов. Их полно за шпациями в отсеках. Все должно быть сделано под покровом сумерек и тайны. Понял? И поспеши на склады, пока мичманюга-дремлюга не наквасился до тебя и не слинял домой или в какую-нибудь шхеру. Времени у тебя в обрез… — проинструктировал меня старпом.

— А как мне найти этого мичмана? Как его звать-величать и фамилия?

— Я же тебе сказал — Дремлюга. Увидишь там, на складе, замшелого мичманка — это и есть он, Дремлюга. Пошевеливайся… — выпроводил меня старпом из своей каютки-шкафа во втором отске «эсочки».

Прихватив с собой пару боцманят-матросов с рюкзаками атрибутов взаимопонимания, отправился добывать автокран, якорь-цепь и сам якорь. Честь командира и экипажа висели на волоске. Опять же, окончание стажировки не за горами. Не хотелось обмишулиться.

Операция «Якорь»

На территории Кольского полуострова, на многих островах и вблизи военно-морских баз складов НЗ было великое множество. Деревянный забор или просто колючая проволока по периметру территории, будка-сторожка, да тросик вместо ворот. Все, что можно сожрать и выпить, сберегается в металлических ангарах под замком, остальное, несъедобное, от якорь-цепей, стальных швартовных концов, якорей и прочих железяк, до глубинных бомб, «хранится» под открытым небом и восьмимесячным снегом. Охрана — условная, и, как правило, пьяная. Все отдано на откуп дисциплинированного и вусмерть запуганного местного населения. «Стой! Запретная зона!» — торчат редкие таблички. Даже вороватый путник обходит подобные таблички за версту.

На такой склад НЗ пришлепали и мы, чтобы тайно заполучить якорь с цепью, каким-то образом уволочь его со склада и водрузить в клюз подводной лодки. Воротами склада служил натянутый тросик с тремя маленькими красными флажками на нем. Не иначе, чтобы на территорию склада не проникли волки и бродячие собаки и не потревожили крепкий сон бдительной охраны.

Охрану мы не обнаружили, а вот мичмана Дремлюгу отыскали мгновенно, на крыльце сторожки охранников. Мичманок был не просто старым, а замшело древним, как леший в омуте. Из-под зимней шапки двумя вениками из ушей торчали седые волосы. Их дополняли сивые и обвислые запорожские усы с подпалинками от курения. Усы уныло свисали ниже подбородка. На нем красовался матросский бушлат возраста светлой юности хозяина с мичманскими погонами. Не менее древние, флотские суконные штаны были заправлены в яловые сапоги. Он сидел, греясь под лучами яркого весеннего солнца, лениво покуривая.

— Вот этот дядька Черномор и есть мичманюга-Дремлюга. Прав был старпом, его ни с кем не перепутаешь…. — подумал я, увидев эту флотскую древность.

— Тащ мичман! Это Вы — Дремлюга?… — обращаюсь к нему.

— Я. А что, не видишь? Сижу, курю, дремлю… Значит, я и есть Дремлюга. С чем пожаловал?

— Мне бы заполучить метров двести якорь-цепи и якорек для «эсочки», а то наш изоржавел до трухи. Негоже лодке быть без якоря…

— Знамо дело, что негоже лодке быть без якоря… — хитро щурится Дремлюга, разглядывая меня и прикидывая что-то свое, дремлюжное.

— А как же ты его попрешь? На своем горбу, что ли? И опять же, есть ли у тебя бумаги на все это добро?…