Когда уходит Осень - [46]

— Вы способны… сотворить несколько часов, которых здесь нет? И мы… и мы сможем находиться там вдвоем? Я правильно понял?

Отам решительно кивнула:

— Память об этом отрезке времени останется, но не во всех доступных для вас отделах вашего сознания.

— Постой-постой, — сказала Ана. — Значит, мы можем делать все, что захочется, но это не считается, потому что по обыкновенным часам этого как бы и нет?

— Да, что-то в этом роде.

— И потом… мы об этом не будем помнить?

На лице Аны отразилась некая внутренняя борьба: она сама не могла понять, нравится ей это или вызывает отвращение.

— Верно.

— Но в чем тогда смысл? — спросил Финн. — Мы просто вернемся в исходную точку, где были до этого, вот и все.

— Нет, не все. Чтобы получилось, это надо проделать в праздник Бельтайн, в ночь волшебную и богатую событиями. Все, что с вами случится в эту ночь, все ваши действия будут тем семенем, которое в будущем принесет свой плод.

— Постойте, что еще за семя такое? — снова встрял Финн, начинающий уже нервничать.

Ана теребила на животе кофточку, тоже хотела знать.

— Не в материальном смысле, Финн, успокойтесь, — ответила Отам. — Вам не о чем волноваться, беременности не случится. Сейчас для вас обоих это было бы ужасно. — Она добродушно улыбнулась. — Я имею в виду семя будущего, метафизическое семя, из которого могут родиться события. Семя может прорасти, а может и нет, все зависит от вас самих, но не от ваших желаний, а от вашей нужды. Это даст вам обоим время подумать, что надо делать, спокойно, в режиме ваших внутренних часов, а не в бешеном темпе эмоциональных русских горок, что всегда бывает с любовью с первого взгляда. Думайте об этом как о своем прошлом опыте. Но…

— Всегда есть какое-то «но», — грустно сказала Ана. — Продолжай, Отам.

— Без жертв ничего не бывает. Придется пожертвовать вашими чувствами и воспоминаниями друг о друге, иначе заговор не будет работать.

В комнате повисла мертвая тишина.

— Минутку, — сказал наконец Финн. — Вы говорите, что после того, как мы получим эти ваши несколько «несуществующих часов», мы забудем друг о друге… забудем обо всем, что между нами было? Обо всех наших чувствах? — Он покачал головой. — Боюсь, что мне это не нравится. Похоже на манипуляцию сознанием или что-то в этом роде.

Отам наклонилась вперед, голос ее звучал мягко, но убедительно:

— Финн, я спросила у Аны, что в ее жизни самое главное, и она, не задумываясь, ответила, что это ее сын Расс. Вы ответите то же самое о своей дочери, или я не права?

— Да…

— И еще она оговорилась, что ее чувство к вам отдалило ее от сына. Я уж молчу о кармическом воздаянии, которое зависит от того, как вы справитесь. Что ж, продолжайте оба вести себя так, как прежде, заставляйте страдать тех, кого вы больше всех любите. Или послушайте меня — и тогда эти люди, возможно, не будут страдать, а если и будут, то страдания, по крайней мере, не убьют их. Решайте сами, силком вас никто не тянет.

— Я уже решила, — твердо заявила Ана. — Я готова, Отам.

— А если это ваше семя прорастет лет через пятьдесят? — спросил Финн. — Пока будем искать друг друга, состаримся, и нам это все будет без толку?

Отам снисходительно сощурила на него свои зеленые миндалевидные глаза.

— Повторяю еще раз, перестаньте считать время чем-то осязаемым, линией, которая от точки А ведет к точке Б. Положитесь во всем на ваше внутреннее «я», оно поведет вас за собой. Ваше истинное «я», глубочайшая сущность, связано с высшими силами; там нет понятия потока времени, только перемещение и то, что узнаешь на пути. Ваше тонко чувствующее «я» будет знать, когда пора расчищать вам путь друг к другу, если это действительно так суждено. За это время семя, высаженное в ночь Бельтайна, проклюнется, вырастет и даст вам о себе знать. А вам, Финн, как никому другому, известно, что сад плодоносит, если за ним хорошо ухаживают.

Где-то в закоулках сознания Финн слышал тоненький голосок, убеждающий его сказать «да». Он давно уже научился слушаться этого голоса. Финн смотрел на Ану, женщину, которую он любит больше всего на свете, и видел, что ждать ее будет всегда, если понадобится, всю жизнь и много других жизней. Он положил руку ей на колено — оно будто выточено было по лекалам его ладони — и кивнул.

— Хочу попросить вас еще об одном, — сказала Отам. — Напишите друг другу. Если найдете способ снова быть вместе, то я найду способ передать вам эти письма. Я люблю, чтобы все было без обмана. Мне очень не нравится, что придется скрывать это от тебя, Ана. Но когда-нибудь мне захочется, чтоб вы оба вспомнили, что здесь сегодня произошло. Если будете знать, какую жертву вы принесли ради своих близких, это освятит вашу любовь. Итак, вы согласны?

Да, разумеется, согласны. Они вышли из магазинчика Отам ошеломленные и, как совершенно чужие люди, разошлись каждый к своей машине.

Дорогая Ана, если ты читаешь это письмо, значит, у нас все получилось и мы вместе. Надеюсь, я сейчас не дряхлый старикашка с трясущимися ногами и руками, что я еще могу крепко обнять тебя, прижаться к тебе всем телом, ласкать тебя: наша с тобой любовь этого заслужила. С первой минуты, как я тебя увидел, мне стало понятно, что меня ждут большие перемены. Я сразу многое постиг, понял, в чем смысл жизни вообще и моей в частности. Шесть недель — долгий срок, в него может вместиться вся жизнь, для многих существ так оно и есть. Но в них вошла лишь первая глава нашей с тобой любви, но, как и все прекрасное на этой земле, она была изумительна и столь же мимолетна, она проплыла, как облачко под небесами, и ее не успела коснуться никакая грязь, никакая мерзость этого мира. Несмотря на то что говорила Отам, я не могу и не стану верить, что забуду все, что произошло между нами за это время. Я верю, непременно что-то сохранится, навеки оставив след в моей памяти. Я обязательно найду тебя, любовь моя, я знаю, что ты всегда где-то рядом.