Когда ты вернешься ко мне - [3]

– Как его звали?

– Сайлас. Его звали Сайлас.

– Ты все еще общаешься с ним?

– Нет.

– Почему нет? Вы потеряли связь? Как его фамилия?

– Это неважно.

Еще как важно. Чертовски важно, но как бы сильно мне ни хотелось, чтобы Майло почувствовал себя лучше, Сайлас Марш оставался под запретом. Если бы я слишком много о нем рассказывал, тогда он бы перестал быть моим. Он существовал в основном в моих дневниках. Историях. Бесконечных записях, в которых я пытался очиститься от Аляски, пока руку не сводило судорогой, а слезы не размывали чернила на страницах.

Но всегда оставалось, о чем еще написать.

Мои родители отправили меня на Аляску во имя «исправления» своего неправильного сына, но это почти разрушило мою и без того робкую надежду на здравомыслие. Они поняли свою ошибку в тот момент, когда я вернулся, весь избитый и в истерике. Год в Лечебнице дю лак Леман – это их попытка все исправить, но было уже слишком поздно. Произошедшее на Аляске надежно впечаталось в мой мозг. В каждую клетку и косточку. Холод, который никогда меня не отпустит.

Я крепче сжал Майло.

– Нам было запрещено прикасаться друг к другу, но Сайлас все равно лег рядом, чтобы попытаться меня согреть. Это случилось лишь однажды, но он спас мне жизнь.

И я никогда не говорил ему об этом. Хотя стоило сказать…

– Почему только однажды? – спросил Майло.

– Нас застукали. И избили до полусмерти. В основном его. Они избили его до беспамятства…

Меня снова пробрала дрожь, и я зажмурился под натиском воспоминаний: ветхая хижина и дюжина мальчиков, съежившихся под тонкими одеялами. Сайласа – большого и высокого золотоволосого Адониса – оттаскивают от меня, санитары ругают его за грех утешения другого человека.

– Сайлас говорил тебе, что с тобой все будет в порядке?

– Нет, – ответил я. – Это было бы ложью. Мы не лгали друг другу на Аляске. Она сильно отличалась от этого места. Здесь нас обеспечивают хорошей едой и физическими упражнениями и не говорят, что ты ничего не стоишь и должен измениться. Вместо этого нас пытаются сделать лучше.

– Ты лучше не стал, так как же тебя отпустят?

– Я чувствую, что заведению больше нечего мне предложить.

– Ты не можешь так говорить. Врачам виднее.

– Врачи согласятся.

– Это ложь.

– Мои родители платят врачам, – сказал я. – Я сказал своим родителям, что мне пора уходить отсюда, поэтому они перестали платить.

– Твои мама и папа исполняют все твои желания?

– С тех пор, как я вернулся с Аляски, – да. Они меня боятся. И не зря.

Майло ахнул от моего зловещего тона.

– Ты собираешься отомстить им, когда выйдешь?

Я притворился оскорбленным.

– Я что, по-твоему, похож на жестокого психопата? Забей, можешь не отвечать.

Он издал смешок.

– Нет, но чувствительный удар нанести смогу, – сказал я. – Если расскажу прессе о своей поездке на Аляску – или, что еще хуже, расскажу об этом в «Твиттере». И тогда денежная империя моих родителей может позорно рухнуть. Это пугает их до чертиков.

– Значит, когда-нибудь ты выйдешь и станешь знаменитым писателем, а я застряну здесь навсегда, – снова раздраженно буркнул Майло.

– Не навсегда. И с тобой все будет в порядке. Послушай дядю Кэсси.

– Ты такой странный.

Но я услышал улыбку в его голосе. Он глубоко вздохнул и прижался спиной к моей груди. Я почувствовал, как он уютнее устроился в постели, готовясь заснуть.

– Холден?

– Да.

– Разве тебе не страшно?

– Постоянно.

– Я имею в виду, ты не боишься выбраться отсюда? Ведь лучше тебе не стало.

Я долго и серьезно раздумывал о том, как ответить, мысленно перебирая голоса, которые в голове шумели, кричали и стучали своими тарелками, как игрушечные обезьянки. Лучше мне не стало. И никогда не станет. Что бы ни пытались сделать психологи, врачи, таблетки и терапия – против холода все было бессильно. Аляска навсегда сломала что-то внутри меня.

– Шутишь? – ответил я, стараясь придать голосу беззаботности. – Я собираюсь жить в солнечной Калифорнии. В новом городе, где никого не знаю, новая школа и… да нет. – Теперь, когда произнес это вслух, перспектива кажется ужасной.

Майло рассмеялся, и хорошее чувство ненадолго вернулось. Честно говоря, мне было наплевать на то, что я стану новичком в школе. Вселенная завещала мне измученный разум, но этот разум также работал на полную мощность. Уровень интеллекта на уровне ста пятидесяти трех баллов лишь доказывал, что еще один год обучения в старшей школе – это лишь попытка вернуться к нормальной жизни, а никак не то, что поможет мне стать умнее.

– Я буду скучать по тебе, Холден, – сонно пробормотал Майло.

– Ничего особенного. К рассвету уже забудешь меня.

Он крепче сжал мою руку.

– Не делай этого.

– Чего не делать?

– Не говори так, будто ты ничего не значишь. Ты важен. Для меня.

Я стиснул зубы. Забота и беспокойство Майло озадачивали и заставляли чувствовать себя странно.

Даже слезы попытались навернуться на глаза и норовили обернуться рыданием.

– Уже поздно, – хрипло буркнул я. – Поспи немного.

– Ладно. Спокойной ночи, Холден. До завтра.

Я не доверял своему голосу, поэтому лежал очень тихо, пока полумрак в комнате постепенно не сменился темнотой. Дыхание Майло стало спокойным и размеренным. Я осторожно выскользнул из его кровати и вернулся в свою. В течение часа я наблюдал, как по потолку ползают тени, подобно длинным черным пальцам.