Когда ты в лодке… - [6]

— Мы же договорились коротко, Уртекс! — сказал снова тот, кто вел совещание.

— Хорошо, — недовольно продолжал Уртекс. — Опыт состоит в следующем. Мы вызовем у человекообразных следующего поколения искусственно направленные мутации. Их потомки будут отличаться от своих родителей. Они окажутся менее волосатыми, и тенденция будет идти к постепенному исчезновению волос. Это заставит их одеваться, чтобы прикрыть наготу. Они будут ходить на задних конечностях. Впервые руки послужат им не только для того, чтобы бросать камни, но и для того, чтобы создавать примитивные орудия защиты и нападения. Мозг значительно увеличится. Первые же их потомки будут иметь склонность к некоторым примитивным видам искусства… Труднее привить им наклонности, связанные с социальной жизнью, например, взаимопомощь, милосердие, привязанность к себе подобным…

— А какая гарантия, что в результате мутации они окажутся жизнеспособными? — спросил кто-то.

— Закономерный вопрос, — ответил биолог. — Первое поколение действительно окажется не очень жизнеспособным, особенно в юные годы. Оно будет рассчитывать на защиту родителей. Но к наступлению зрелости они станут достаточно умными, хитрыми, даже жестокими и в то же время способными на самопожертвование ради детей. Они уверенно будут пользоваться огнем. Эти уже по-настоящему разумные существа сумеют даже в неблагоприятных условиях сохранить свое потомство — главное в нашем эксперименте.

Наступило короткое молчание.

— У кого есть опросы? — спросил руководитель.

— У меня есть вопрос! — сказал кто-то. — Не приведет ли внедрение человеческого сознания в человекообразных к тому, что они не смогут ориентироваться в новых для них условиях? Не создаст ли у них глубоких внутренних противоречий?

— Подобная опасность, несомненно, существует, — неохотно ответил биолог. — Прямое воздействие на мозг человекообразных было оперативным и диффузионным. Мы не знаем точно, каково влияние этой диффузии, поскольку использовали наши человеческие экстракты. И, конечно, исключительно трудно найти точную дозировку. Так, например, мы резко усилили половое влечение у человекообразных и их потомства. Этот господин, которого вы видите перед собой, склонен к полигамии. Мы это делаем для обеспечения многочисленного потомства, хотя это может привести к конфликтам с другими самцами.

— Раз так, — сказал кто-то, — то достаточно ли пяти опытов?

— Можно провести и больше, — ответил биолог. — Но мы потеряем время.

— Что значит время? — ответил другой недовольно. — Если мы закладываем основы новой человеческой цивилизации, то надо делать это основательно. Любая поспешность представляется мне безответственной и непозволительной…

— У меня есть вопрос… Заложена ли в новом виде возможность второй мутации через какое-то число поколений?

— Нет, это не предусмотрено! — ответил биолог. — Если новая мутация возникнет при неблагоприятных обстоятельствах, которые мы не можем предвидеть, ее последствия могут быть фатальными. Но зато мы ввели в подопытных ампулы, содержащие знания, которые проявятся через тысячелетия. А также сложные для них истины в доступной форме, которые долгое время останутся непонятными…

— Например? — спросил кто-то с любопытством.

— Например, такая сентенция! — неохотно пробормотал биолог. — «Чем меньше яйцо, тем больше птица, которая из него вылетит»…

— Ну и пошлость! — сказал кто-то.

— Это не я сочинил! — ответил биолог обиженно. — Это Хук сочинил…

— Чего еще ждать от сумасбродного поэта…

— Почему? — вмешался Хук. — Ведь «не вылупится», а «вылетит»!

— Что еще?

— «Когда ты на берегу, движется лодка. Когда ты в лодке, двигаются берега!» — продолжал Хук.

Опять воцарилось молчание.

— Это лучше! — сказал кто-то неуверенно. — Но я сомневаюсь, что, когда ампулы лопнут, кто-то проявит интерес к таким сомнительного свойства сентенциям.

— Продолжим! — сказал руководитель. — Есть ли у кого-нибудь принципиальные возражения против эксперимента?

— Да, у меня! — сказал кто-то.

Голос у него был спокойный и уверенный.

— Говори, Хет!

— Я вообще не одобряю ваш эксперимент. По-моему, мы не имеем права вмешиваться в эволюционные процессы на этой прекрасной планете. Вы создадите вид, который окажется оторванным от своей естественной среды. Более того, он противопоставит себя ей, будет чуждым ей явлением. Я думаю, что природа мудрее и сумеет создать, исходя из местных условий, более совершенную форму человеческого сознания. Я убежден, что последствия этого эксперимента могут иметь даже трагический характер, если это человеческое сознание не достигнет полной гармонии с окружающей природой.

— Обязательно достигнет! — вмешался в разговор Уртекс, биолог.

— Иначе это приведет к самоуничтожению…

— Именно это вы должны были заложить в него как главный смысл его жизни! — сказал Хет. — А не жестокость… Он и без того достаточно жесток.

— А по-моему, он добродушный весельчак! — сказал Сваек.

— Жаль, что он не разбил тебе голову! — оборвал его Хет. — Тогда ты не был бы таким снисходительным… А о чем, по-вашему, говорят эти складки вокруг его губ?

Я почувствовал прикосновение к своей щеке. И содрогнулся от ужаса. Неужели это я был той обезьяной, о которой они рассуждали? Чепуха, с какой стати?.. Ведь я понимал все, что они говорили. Но тогда почему они прикоснулись именно к моей щеке, именно возле губ, где должна была отражаться жестокость обезьяны? Эта мысль потрясла меня, и я напряг все свои силы, пытаясь подняться с кровати. Не смог, конечно, поскольку был крепко привязан. Но зачем они привязали себе подобного, настоящего человека…