Когда статуя оживает - [2]

С этими словами Наташа выключила свет и вышла. В палате стояла гробовая тишина, даже кровати не скрипели. Довольная сама собой, Наташа хмыкнула. Неожиданно свет в коридоре вспыхнул, хлопнула дверь в душевой, зашумела вода. Наташа удивленно подняла брови. Свет включался в одном конце коридора, а душевая находилась в другом. Если бы кто-то сейчас прошел по коридору, она бы увидела. Но мимо никто не проходил.

«Еще и мальчишек успокаивать, – недовольно подумала вожатая, направляясь к душевой. – Наверняка они безобразничают».

– Ирка, это ты? – на всякий случай крикнула Наташа, протягивая руку к двери. Иркой была вожатая соседнего отряда.

Дверь распахнулась сама, стукнув по ноге.

В душевой никого не было.

Пока Наташа воевала с хлеставшей водой, в одной из палат мальчиков стукнуло окно, и две темные фигуры, перемахнув через подоконник, выбрались на улицу.

– Тише ты, – зашептал один, поднимая свалившийся с ноги шлепанец.

Второй, удачно прыгнувший в кусты, шипел от боли, потирая расцарапанную коленку.

Это были два приятеля, приехавшие в лагерь из детского дома. Первого звали Васькой Глебовым. Был он высокий, худой, ходил, чуть наклонив голову вниз, и потому смотрел на всех исподлобья. Второй был Серега Щукин. Коренастый, крепкий, он не умел говорить с людьми, предпочитая словам драку. От этого костяшки пальцев у него все время были в ссадинах и царапинах. В одной из потасовок ему откололи кусок зуба. Своей отметиной он очень гордился и, когда улыбался, выставлял надколотый зуб наружу.

– Давай, что ли, – подтолкнул Глебов приятеля, ныряя в кусты.

На путешествие времени оставалось не так уж и много. Сумерки норовили вот-вот перейти в темную ночь, а им еще нужно было исследовать место, где предстояло прожить два месяца.

Как заправские разведчики, они пронеслись через ярко освещенную дорожку и исчезли в низком можжевельнике.

– Ну, куда пойдем? – спросил Васька. В лагере они ориентировались еще очень плохо.

– Главное, запомнить, откуда вышли, а куда идти, уже не важно, – хрипло ответил Щукин, облизывая содранные при неудачном прыжке костяшки пальцев.

Васька привстал. На светлых дорожках никого не было.

– Пошли к линейке, – толкнул он друга и, не высовываясь из-за кустов, побежал к темной открытой площадке, пересеченной тропинками. Горбом возвышалась деревянная сцена. На ее заднике еще можно было разглядеть солнышко, выведенный яркой краской год и название с отломанной буквой «ж». Получалось «Друба». Это была линейка, на ней проводили торжественные сборы и смотры.

Глебов ткнул приятеля в бок и первый побежал через открытое пространство линейки к сцене. Пройдя мимо нее, он продрался через плотный строй кустов и оказался у обрыва. Потянуло сыростью и затхлостью стоячей воды.

– Чего это? – оторвался от созерцания своего разбитого кулака Серега.

– Болото какое-то. – Васька прислушался и повернул налево. – Пошли сюда, там, кажется, речка.

Под ногами у них оказалась светлая тропинка, идущая вдоль обрыва. Лагерь, границу которого обозначали кусты и деревья, широким полукругом уходил налево. Обрыв сбегал вправо и вниз. Глебов все еще прислушивался, не идут ли за ними, бросая тревожные взгляды в сторону притихшего лагеря.

Но вокруг все было спокойно. Васька зашагал бодрее. Сзади сопел Щукин. Глебов собрался сообщить приятелю гениальный план следующей вылазки, повернул голову направо и вздрогнул.

Болото, заросшее травой, отдалилось. В центре появился высокий, утонувшей в темной зелени деревьев остров с обрывистой кромкой. На самом краю, на кончике, на голом пятачке, ярко выделяясь на фоне еще не погасшего вечернего неба, нависал над обрывом огромный черный крест. Казалось, еще чуть-чуть, и, оторвавшись от земли, он медленно поплывет по воздуху.

Так он и сделал. Бесшумно поднялся и полетел, яснее проявляясь на фоне закатного неба.

В спину Глебова ткнули. Его сердце совершило бешеный скачок из груди в пятки и обратно.

– Чего замер? – недовольно пробурчал Щукин.

Васька вздрогнул. Крест перестал наваливаться на него и вернулся на свое место.

– Ты видишь? – прошептал Глебов.

Щукин поднял голову.

– Ух ты, – выдохнул он. – Настоящий?

– Дурак ты, Щука, – облегченно вздохнул Глебов, поняв, что крест ему не почудился – он есть на самом деле. – Разве кресты бывают ненастоящими? Пошли. – И как можно быстрее побежал вперед, прогоняя от себя только что виденный кошмар.

– Там кладбище? – неуверенно спросил Щукин.

– Наверное, – пожал плечам Васька, с опаской поглядывая в сторону неустойчивого креста. Но тот больше не двигался. – Завтра выясним. Пошли.

Серега послушно зашагал по тропинке. Светлая дорожка отлепилась от обрыва, пересекла поле и начала спускаться вниз, к журчащей неподалеку воде. Крест еще какое-то время повыпячивал свои острые перекладины, потом все загородили деревья. Глебов смог облегченно вздохнуть.

За тощими ивами обнаружился жидкий песчаный пляж. Речка носила смешное имя Киржач, была узенькой и неглубокой. Лагерь стоял на пологом левом берегу. Правый берег, до которого можно было доплыть в два счета, нависал над рекой и утопал в зелени.

Серега опустил в черную воду поцарапанную руку, на лице его разлилась блаженная улыбка.