Когда сливаются реки - [17]

— Вы к Йонасу? Вот досада, его нету... Но заходите, заходите в хату, он скоро придет... Будьте как дома! — И она потащила Алеся за рукав.

Видно, все наши матери таковы, что им дороги друзья сыновей. Алесь заметил, как сердечно она его приглашала и как заботливо вела в хату, как старалась усадить на лучшее место и чем-нибудь занять. Мать Йонаса была уже в годах, но еще крепкая здоровьем. Долгие годы, казалось, не утомили ее — как и прежде, быстро ходит по хате, переставляет цветы, смахивает пыль с кресла, поправляет занавеску на двери.

Алесь разговаривал с хозяйкой и присматривался, что еще изменилось в этом доме. Он хорошо помнил, как все было здесь тогда. Так же стоит в углу стол, покрытый белой льняной скатертью, а около него — две белые табуретки и черное высокое резное кресло. К дощатой стене, отгораживавшей вторую комнату, прислонился шкаф, такого же цвета, что и кресло. Около печки, на небольшом выступе, деревянное ведро с водой и большая тяжелая медная кружка. На окнах стоят все те же цветы. Алесь обратил внимание, что Христос, распростерший руки на деревянном кресте в углу, по-прежнему убран зелеными ветками. «Значит, силен еще у стариков католический дух», — решил он, но заметил и то новое, что появилось в доме. На дощатой перегородке висели вырезанные из «Огонька» картины: «Бурлаки» Репина, «Битва под Белгородом». Несколько выше их — портрет Ленина в аккуратной бумажной рамке. Над столом на стене красовались фотоснимки, на одном из них в большой группе людей Алесь узнал Йонаса.

— Где же это Йонас снимался?

— Еще в Вильнюсе, на курсах бригадиров.

— Давно?

— Года четыре назад...

«Значит, колхоз тут организовался сразу же, как только я уехал, — подумал Алесь. — И Йонас, наверно, стал неплохим бригадиром...» Но Алеся интересовала не только эта сторона жизни товарища.

— А как же Йонас... ну, жениться не собирается?

— Да все что-то не выходит...

— Может быть, девушки подходящей нет?

— Есть, и не одна, — как бы удивленная таким вопросом Алеся, ответила мать.

— Что ж, никто ему не нравится?

— Кажется мне, нравится ему Зосите, дочка Юстаса, садовника. — И, как бы спохватившись, что сказала лишнее, она предупредила Алеся: — Только вы ему не говорите об этом, ладно?

— Нет, нет, мать... не скажу! Ведь он сам обо всем мне скажет, вот только ждать у меня нет времени, пойду поищу его. Где он работает?

— Посидели бы. Но если так спешите, то, мне думается, найдете его в поле, вон в той стороне, где картошка, — показала она рукой в открытое окно.

Алесь хотел сразу же идти, но старуха не отпустила его, пока он не съел земляники с молоком. Дав ей обещание, что еще зайдет, он пошел разыскивать Йонаса.

Алесь шел в поле пергалевской улицей. Когда-то здесь было село Лукшты, но теперь дорога вилась меж редко раскиданных хуторов. Это литовский президент Сметона разбил всю свою страну на хутора и хуторки. Сидел на таком хуторе человек и постепенно дичал. Не удивительно, что ничего не знал он даже про соседа, потому что встречался с ним редко. Каждый человек жил своим маленьким мирком: своей хатой, двором, амбаром, хлевом, куском поля, отгороженным от соседа каким-нибудь кустарником или сосняком, и никого не интересовало, что делается за околицей. Сметоне нужно было одно: чтобы каждый из хуторян исправно платил подати и налоги. А что люди дичали, так это еще и лучше — таким никогда не договориться между собой, чтобы свергнуть порядок, установленный в стране. Алесь приглядывался к этим одиноким хатам, вспоминая, как жаловался ему Йонас, что очень трудно управлять бригадой, когда она так разбросана.

Заметил он и перемены. На пригорке белел недавно построенный каменный дом с антенной над крышей — видимо, там помещались правление и клуб колхоза.

Чуть поодаль стоял длинный деревянный сарай, а за ним — постройки поменьше, вероятно мастерские, потому что перед некоторыми виднелись свезенные сюда плуги и бороны. Точило, как огромный круглый пирог, поставленный на ребро, высилось меж двух прибитых к станку досок. Еще дальше тянулись скотные дворы с высокой красной силосной башней в центре.

Это уже обозначился новый хозяйственный центр колхоза «Пергале». И если посмотреть со стороны, можно увидеть, что ото всех хуторов, ближних и дальних, бегут сюда, на пригорок, торные стежки. Даже показалось Алесю, что все хаты повернулись и тоже смотрят окнами на пригорок, туда, где над белым домом правления, словно красный огонек, вьется флаг.

Взойдя на взгорье, Алесь увидел, что в этом году пергалевцы заняли огромное поле картошкой и льном. На серой взрыхленной земле пролегли длинные зеленые борозды, по которым ходил маленький красный трактор «Беларусь», окучивая картошку, а дальше, до самого леса, на всей равнине зеленел лен. Он уже начинал местами зацветать, и там, где распускались голубые лепестки, казалось, что на зеленое поле набегали волны синевшего неподалеку озера. В разливах льна колыхались большие разноцветные маки — это пололи девчата. Там, наверно, было шумно и весело, но только отдельные слова долетали до Алеся.

Навстречу ему с противоположной стороны шел трактор. Еще издали было видно, что один человек управлял им, а второй шел сбоку. И когда трактор приблизился, Алесь узнал за рулем Йонаса. Черные волосы его шевелил ветер. Видно, Йонас тоже узнал Алеся, потому что еще издали гикнул и поднял вверх руку. Подъехав, он остановил машину, передал руль молодому хлопцу, а сам побежал навстречу.