Когда придет Волчок - [73]

– Ты уверена, что бандиты не захотят укокошить нас этой ночью? Типа отомстить за то, что мы их подставили.

– Не будем открывать дверь, подходить к окну и выглядывать на балкон. В таком случае шансов у них немного. Утром, при всем честном народе, они не рискнут на нас напасть.

Одним словом, Лина предложила повысить ставки и пойти с козырей.

Башмачков не пришел в восторг от ее предложения, но ничего лучше так и не смог придумать.

Сенсационное открытие

Лина и Башмачков появились с утра у стойки администратора хмурые и не выспавшиеся. Лица их выглядели так, словно их только что вынули из стиральной машины и не успели разгладить. Любой, увидев их в ту минуту, подумал бы, что пара всю ночь занималась сексом и распивала водку.

– Сказать кому – не поверят, что мы не разгибаясь работали над текстом и уснули только под утро, – усмехнулась Лина. Башмачков нашел в себе силы лишь кивнуть.

Они молча позавтракали за дальним столиком и продолжали сидеть, молча глядя друг на друга. Наконец они решили, что все равно придется идти в зал и наливать очередную чашку кофе не имеет смысла.

Администратор Милана была уже за стойкой.

– Доброе утро! – улыбнулась она, завидев Лину и Башмачкова. – Вы, вроде бы, завтра уезжаете?

– Типа того, – буркнул Башмачков.

– Как жаль! – отозвалась Милана. – я уже к вам привыкла.

– Признайтесь, вы говорите это всем каждые две недели? – поинтересовался Башмачков.

– Не всем, – Милана слегка обиделась, – только самым приятным гостям. – О некоторых я точно скучать не буду.

– Кстати, – вспомнила Лина, – вы обещали рассказать нам кое-что про Марию Кармини. Обидно будет, если мы уедем, так и не узнав роковую тайну поэтессы.

– Да уж, так просто до нее не добраться. Знаете, у меня свои счеты с этой мегерой. Однажды она меня серьезно подставила, и я едва не вылетела с работы, хотя все ее обвинения были сущей клеветой. Думаю, Кармини ненавидит меня лишь потому, что я моложе ее лет на сорок. Не откажу себе в маленьком удовольствии открыть тайну этой грымзы. Знаете, иногда месть бывает слаще пирожных. Только. прошу вас, никому не проболтайтесь. А то у меня будут неприятности, поскольку нам запрещено раскрывать личные данные гостей отеля.

– Говорите скорее, не то я умру от любопытства! – потребовала Лина. – Что скрывает от литературной общественности наша роковая поэтесса Мария Кармини?

– Ее тайна состоит в том, что она никакая не Кармини, – улыбнулась девушка. – Кармини – всего лишь поэтический псевдоним.

– А какая же ее настоящая фамилия? Каркуша? – ехидно предположила Лина. – судя по обилию блестящей бижутерии она похожа на ворону из детской передачи.

Милана с загадочным лицом достала из сейфа ящичек с паспортами, нашла документ в бордовой обложке и сунула под нос Лине.

– Кармашова Мария Ивановна, – прочитала Лина вслух.

– Вот это новость! – она ахнула, взглянула на Башмачкова и на всякий случай ухватилась за стойку, чтобы устоять на каблуках.

– Что это означает? – спросила она Милану.

– А то и означает, что Мария Ивановна – бывшая жена нашего директора. Говорят, он после свадьбы взял себе ее фамилию, но через несколько лет они расстались. Впрочем, это не удивительно, если иметь в виду их разницу в возрасте – пятнадцать лет – и ее вздорный характер.

– Зачем же она сюда явилась? – Башмачков решил перейти от бесполезных женских сплетен к делу. – Что ей здесь надо?

– Понятия не имею. Наверное, шеф зачем-то попросил ее поучаствовать в семинаре.

Милана пристально взглянула на Башмачкова, и Лине стало ясно, что девушка знает гораздо больше, чем решилась рассказать.

Куда приводят стихи

Писатель Юлиан Ловчев, к которому молодая поэтесса Мария Кармини устроилась секретарем, разумеется, был давно и глубоко женат и ничего менять в своей жизни не собирался. Все же тридцать лет в браке – это вам не кот начихал. Не тот возраст, чтобы безоглядно отдаваться страстям, ссориться с детьми и делить с женой в суде нажитое за совместные годы добро. Тем более, что никогда не знаешь, чем на деле обернется приключение с очередной своенравной молодухой. Однако закрутить роман с юной сочинительницей, так сказать, для вдохновения, Ловчев за грех не считал. Когда слухи об очередном походе благоверного «налево» доходили до жены, Юлиан Мефодьевич клялся ей в вечной любви и покупал очередной наряд в валютной «Березке», благо его книги исправно издавались за границей, а гонорар совписам буржуи платили без проволочки – через Всесоюзное агентство по охране авторских прав. Жена Юлиана каждый раз горько рыдала, однако в очередной раз прощала благоверного.

– Что поделаешь, он человек творческий, – как бы извиняясь, говорила Ирэна Эдуардовна сестре. – В конце концов, плодами его вдохновения мы все пользуемся. Тебе, кстати, тоже кое-что из «Березки» перепадает.

Разумеется, Маша Кармашова не была в восторге от потеющих ладоней немолодого ловеласа, которые тот неизменно возлагал на ее плечи во время совместного изучения почты. Но что она могла поделать? Не бросать же работу с ненормированным графиком и небольшой, но стабильной зарплатой? Был еще один резон терпеть сластолюбивое пыхтение секретаря Союза писателей. Работа у «самого» Юлиана Мефодьевича открывала Маше двери в любое издательство, где растили, пестовали и, разумеется, печатали молодые таланты. Между прочим, слова «харассмент» тогда еще никто слыхом не слыхивал, а в Советском Союзе, как говорится, «секса не было» …