Когда отцовы усы еще были рыжими - [56]

Отец быстро с ним сдружился, и вышло так, что и я теперь часто его видел. Мы оба хорошо к нему относились. У него всегда был какой-то рассеянно-увлеченный вид. При этом в действительности он был каким угодно, только не таким. Встретив его, к примеру, в Шпандауском лесу - завязанный узелком носовой платок на светочувствительной голове, клетчатая кепка металлической прищепкой укреплена на животе, под мышкой неизменный бумажный мешок с резиновыми воротничками, грибами, закаменелыми кусками торта, змеями и сырыми яйцами, - можно было его принять скорее за учителя на пенсии, нежели за опытного специалиста по ядовитым змеям.

А возможно, он раньше и вправду был учителем, но мы никогда об этом так и не узнали, хотя в нем было что-то от одомашненного Кожаного Чулка, но преобладал в нем все-таки обыватель. Впрочем, он излучал какую-то внушающую почтение ученость, правда, частенько он так высоко витал в облаках, что даже отец озабоченно покачивал головой.

- Он родился на сто пятьдесят лет позже, чем следовало, - говорил отец. - Этот тип людей давно уже вымер. Тип немецкого ученого старой завалки. Ты только послушай его рассуждения о змеях! Хочется послать к чертовой бабушке все специальные труды!

Увы, тут отец несколько преувеличивал, потому что как раз специалисты были о господине Крузовски не слишком высокого мнения, они отклоняли его работы, как замутненные излишними фантазиями, и потому он для них не существовал. Но кое-где с господином Крузовски все же считались, например, в занимавшихся сыворотками институтах, которые он регулярно снабжал змеиным ядом.

Нам нередко доводилось видеть, как он берет яд у своих змеи. Происходило это следующим образом.

Господин Крузовски высоко засучивал рукав, поднимал крышку одного из террариумов, осторожно совал туда руку и вытаскивал змею, держа ее за шею. Змея обвивалась вокруг его руки, шипела и разевала пасть, скаля свои ядовитые зубы. Господин Крузовски вставлял ей между челюстями стеклянную чашечку, змея впивалась в нее, и вот уже на стекле появлялись два крохотных золотисто-желтых пятнышка, это и был яд. Господин Крузовски, дружески ободряя змею, отправлял ее обратно и вытаскивал следующую.

Змеи часто его кусали. Но так как он обычно бывал в подпитии и к тому же у него всегда под рукой имелась противозмеиная сыворотка, то с ним никогда ничего серьезного не случалось.

Не лишено интереса и то, как господин Крузовски спал.

- Он годами тренировался, - говорил отец, - ведь он должен проснуться в том же самом положении, в котором заснул. То есть ночью он вообще не может шелохнуться.

- Господи! - воскликнул я. - Но почему?

- Из-за змей, - отвечал отец. - Разве не может случиться, что одна из них вдруг вырвется на волю? Ну, а поскольку змеи очень теплолюбивы, то, если рассуждать логически, они первым делом заползут в постель, особенно если она уже кем-то нагрета.

Однажды отец был свидетелем того, как в лесу черная гадюка укусила господина Крузовски в бедро.

- Она буквально прыгнула на него, - рассказывал отец, - хвать, и укусила. А он в виде исключения был трезв как стеклышко, до ближайшей деревни часа два ходьбы, и шприц с сывороткой он оставил дома. Так знаешь, что он сделал?

- Ну? - спросил я.

- Вырезал у себя место укуса, - сказал отец и откашлялся. - Всадил перочинный нож, повернул, и готово. А я чуть в обморок не хлопнулся. Потом он выпил, а дома заклеил рану лейкопластырем и забыл об этом.

И все же господину Крузовски не всегда удавалось так дешево отделаться. Когда мы навестили его в очередной новой квартире, на этот раз в мансарде, он, распространяя вокруг пары алкоголя, сидел у стола и светящимися акварельными красками размалевывал себе руку. Запястье его в диаметре было, наверно, сантиметров тридцать, что равняется примерно толщине среднего водосточного желоба, и отливало всеми цветами радуги.

- Укус песчаной гадюки, третья стадия, - блаженно прошептал господин Крузовски, макая кисточку в аквамарин. - Очень редкий случай, никогда еще так подробно не наблюдался.

Этот редкий случай едва не стоил ему жизни, поскольку господин Крузовски и не подумал обратиться в клинику, ведь не мог же он, кроме всего прочего, оставить своих змей без присмотра. Он разрисовал руку до конца, а потом пил до тех пор, пока не появились все признаки настоящего алкогольного отравления, и только тогда лег в постель.

Через два дня опухоль стала спадать, а на четвертый день господин Крузовски уже демонстрировал отцу свое новое приобретение. Речь идет о взрослой черной мамбе, это разновидность змеи длиной в тридцать три сантиметра и, пожалуй, самая опасная, какую только можно себе представить.

Господин Крузовски чрезвычайно ею гордился, целыми днями таскал ее повсюду в бумажном мешке и показывал каждому, кто хоть немножко интересовался ею. Между прочим, это была та самая черная мамба, которая вскоре втравила его в историю, окончившуюся денежным штрафом.

Собственно, господина Крузовски следовало посадить в тюрьму.

- Ладно, - сказал он в полиции, - тогда я возьму с собою всех моих змей.

Худо ли, хорошо ли, его приговорили только к денежному штрафу.