– Ты спешил?
– Конечно, спешил, радость моя! Только о тебе и думал, только к тебе и стремился!
Колокольчиками, слышными только парню, рассыпался в воздухе смех кицунэ, но не было в том смехе злости, только светлая печаль. Легкий румянец тронул щеки волхва, но никто не заметил этого. А кто заметил, тот промолчал. В медвежий тулуп закутан был сусанин, но когда возле его ноги прозвучало тихое «Мяу», легко согнулся мужик. На ладонь, покрытую мозолями, тихо залезла маленькая пуховая серенькая кыся и долго обнюхивала бугристую кожу.
– Ты чья такая будешь? – недоуменно проворчал Гриць и, дождавшись в ответ только лизанья маленьким язычком в нос, смущенно закряхтел: – Может быть, ко мне пойдёшь жить? Богатств не обещаю, бобыль я, но сыта будешь…
Сверкнули зелёные глазки и удовлетворенно заурчал большой котище, державший в зубах пушистую варежку.
– Баян! – вскинулась Маша, – Немедленно отпусти псяку, ей ходить надо!
«Варежка» недоуменно открыла один глаз, покосилась на хозяйку, зевнула и заснула вновь. Она уже ходила сегодня! Но застряла в снегу, а дядя Баян большой, ему не тяжело.
Резко остановился пёс возле здоровущего кота. Что-то давно забытое всплыло из глубин памяти, даже не его, а бесчисленных поколений предков. Что-то огромное с клыками, не умещающимися в пасти, но храбр был гордый греческий пёс, предупреждающее рычание, как предвестие грозы, выкатилось наружу. Опять зевнула маленькая «рукавичка» и осуждающе взглянула другим глазком на хулигана. «Ты храбр и глуп! Это же дядя Баян, он тут главный! Извинись, а то вырасту и не буду с тобой бегать по цветущему лугу!»
Радостный шум вокруг легко перекрыл чей-то знакомый голос:
– И де вас так долго носило? Мы таки давно всех ждём, а их всё нет и нет!
Повернув голову, Иван увидел обнимающегося с атаманом Бориса и успел заметить, как вздрогнул Михайло и как расступившийся народ пропустил двух женщин с какими-то свёртками в руках.
– Майкл… Мишель…
И радостно взревел медведь, и слабо пискнули женщины, взметённые в воздух на крепких руках. Но даже радостный рёв перекрыли два возмущенных таким обращением детских крика. И бережно опускал на землю матерей Михайло, и становился на колени, прося детей простить его, что не смог успеть раньше. И смеялся Борис, отвечая на вопросы:
– Не мог же я оставить вас, бедных людей, без мировой закулисы? Вот и пришлось весь жидомасонский заговор взять на себя, потому что Шмуль, который кожи мнёт, такие слова знает, что даже его кожи краснеют! А детям без папы совсем плохо, так что девушек я с собой взял. А князь ваш ох хитёр, прям-таки не знаю кто! Так мне и сказал: «Мировая закулиса, значит? Вот и начинай, будешь у меня с иноземцами разбираться, купцами да послами». Так что, братцы, идём-ка мы к князю, а честный пир да свадебки пусть подождут маленько.
Воцарилась тишина в зале, и испил атаман из кубка дорогущего, что сама княгиня подала.
– Вот оно как… – прервал молчание старый волхв и подошел к Ивану. Долго на него смотрел, потом обнял и сказал, как отрезал:
– Не ученик ты боле! Весной пойдёшь в лес, поклонишься Дубу в ножки, да и возьмешь посох волховской. А там подходи, всегда помогу, чем смогу.
Нижайший поклон отвесил волхв Иван своему учителю, и князь, повернувшись ко всем, негромко сказал:
– Вот оно значит, как сложилось… Много рассказывал Борис про этих «попаданцев», как славно они режут по живому, перекраивая жизнь прошлых времен под свои интересы. А вы вот прошлись по временам и народам, везде помогая тем, кто просил об этом. Что же придётся и нам быть попаданцами и смело кроить будущее, чтобы могли жить в нём люди.
– А как?
– Просто. Мы будем просто жить по чести и по совести. Растить детей, учить их, потому что будущее создается сейчас, и мы в ответе за то, каким оно станет! Запиши это Борис, и историю странствий мореходов запиши, чтобы помнили люди, как жить нельзя.
– Всё запишу, – на удивление серьезно ответил Борис. – И начну я книгу эту словами: «Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться. И никогда кривда и ложь не заменят честь и правду. На том стояла и стоять будет во веки веков земля наша!»
