Когда нам семнадцать… - [42]

Чернышев взошел на трибуну.

— Вы — поколение строителей коммунизма, и вы должны быть людьми, достойными нашего великого учителя Ленина! Значит, надо уже сейчас, сидя в школе за партой, воспитывать в себе коммунистов. А что можно видеть в поступках некоторых людей? Пережитки прошлого. Ленин назвал эти пережитки «родимыми пятнами капитализма».

К удивлению многих ребят, Чернышев именовал «родимыми пятнами» эгоизм, недисциплинированность, трусость. Даже шпаргалки и альбомчики оказались в изображении Чернышева вовсе не такими уж безобидными вещами, как это раньше представляли некоторые ученики.

— Я тут не говорил о другом наследии старого мира, — взволнованно продолжал главный конструктор завода. — О наших классовых врагах, об их агентуре в лице троцкистов, вредителей и прочей нечисти. С ними у нас разговор иной, революционный.

Он замолчал, и мне показалось, что ему хочется сказать нам что-то важное, но он колеблется. «Наверно, о событиях на заводе». И я заволновался: сейчас он ответит на все мои вопросы…

Но Чернышев провел рукой по лбу и сказал:

— В школе, в нашей советской школе, мы должны воспитывать убежденных коммунистов!

Чернышев закончил свое выступление. И зал как-то вмиг пришел в движение. Захотелось похлопать в ладоши, подбежать к карте, поближе посмотреть на главного конструктора завода.

Я взглянул на Ковборина. Лицо его было непроницаемо. Ледяным блеском играли стеклышки пенсне.

Желающих выступать появилось сразу много. Одна из учениц потребовала прекратить в школе обидные клички как «пережиток капитализма».

— Знает ли комитет, что у всех семиклассников, кроме фамилии и имени, есть еще прозвища? Одного ученика у нас прозвали «ослом». Да-да, не удивляйтесь! И когда классный руководитель сделал замечание, кличку переменили и стали называть не «ослом», а «божьей лошадью»… Но от этого же не легче!.. И вот еще, — продолжала ученица, когда утих хохот, — нас всех интересует вопрос: как учится десятиклассница Людмила Чаркина? Она всем хвастает, что будет кинозвездой, хотя по-прежнему получает «неуды» и даже не читает газет. Говорит, от них спать хочется.

— Это возмутительно! — выкрикнула Милочка. — Мне никто не говорил, что газеты надо читать!

— Стыдно не знать этого, — заметил Чернышев.

Говорили о плохой связи школы с заводом, о том, что необходимо самим сделать такую же карту, какую принес из Дома культуры главный конструктор Чернышев. И вдруг внимание всех собравшихся привлек Маклаков.

Развалившись на стуле и посмеиваясь, он щелкал кедровые орехи и бросал скорлупу под стул. На него шикали, его дергали за рукава, но он не обращал ни на кого внимания. Тогда Вовка Рябинин вытащил из кармана газету и с невозмутимым видом расстелил ее под стулом Маклакова.

— Подумаешь, о ком заботу проявил! — с возмущением прошипел Игорь.

Но Вовка терпеливо ждал. Когда накопилась горка шелухи, он вытянул из-под стула газету, завернул сверток и, что-то написав на нем, отправил в президиум.

— Вот это да! — ахнул Игорь.

Под любопытными взглядами ребят сверток с шелухой благополучно прибыл в руки председателя.

Сняв очки, Филя осторожно развернул сверток, снова надел очки и, когда очередной оратор покинул трибуну, громко прочел надпись:

— «Я нахален, и при этом я наглядно бестолков. С приветом! Маклаков».

Зал задрожал от хохота.

— Маклаков! — тыча пальцем в сверток, сказал Филя. — Это как же? Зачем послал в президиум шелуху?

— Да я же не посылал! — протяжно крикнул Маклаков.

— Как же? Орехи щелкал, а скорлупу не посылал? Куда же ты ее девал?

— Да это же… да что вы…

— Отвечай! — настаивал Филя. — Оскорбил все собрание!

— А чего ему говорить! — вскочила с места Тоня. — Любого оскорбит! Из-за него сегодня в школу не пришел Ваня Лазарев!

— Почему? Где Ваня? Расскажи, Тоня! — посыпались возгласы со всех сторон.

— И расскажу.

И вот что рассказала Тоня.

Ваня Лазарев одержал победу в городском шахматном турнире. На другой день после окончания турнира, когда все в классе поздравляли Ваню, Маклаков подошел к нему, смерил взглядом с ног до головы и вдруг загоготал: «Смотри-ка, штаны из чепухового материала, а складки — как линеечки… Все понятно: столярным клеем намазал и потом под утюг! Ловко, чемпион. Молодец, победитель!»

— Но это еще не все, — говорила Тоня. — Если бы только этот дубина посмеялся, а то и некоторые девочки захихикали, понравилось маклаковское остроумие! — Тоня сердито взглянула на Чаркину. — А Ваня на следующий день не пришел в школу. Вот и все.

Тоня села на место. Ковборин, пожимая плечами, что-то сказал Чернышеву. Тот отрицательно покачал головой.

— Да, — сказал он, — верно, не по прихоти своей ходит Лазарев в таких брюках. Разве можно так! Не ум, не талант заметить у товарища, а складки на клею. Это же, это же…

— Подлость это! — выкрикнул Вовка.

— Оскорбляют! — завопил Маклаков. — За что? Я ничего не знаю!

— То есть как это — не знаешь? — всплеснув руками, вдруг выкрикнула Чаркина. Красная от негодования, Милочка встала и повернулась лицом к залу. — Да я же все видела собственными глазами! Честное слово, видела! Да, и я смеялась, и мне сейчас стыдно. Как ты, Андрей, смеешь отпираться?